Саймон Скэрроу - Гладиатор по крови

— Странно, что они еще поют, — негромко проговорила она, — после всего пережитого и потерянного.

— Пожалуй, что так… однако песня принадлежит к числу того немногого, что не могло украсть у них землетрясение или унести волна.

Катон повернулся к девушке и ласково поцеловал ее в лоб. Зажмурив глаза, он вдыхал запах ее волос. Юлия вдруг задрожала.

— Что случилось?

— Ничего.

— Ничего? Неправда, я знаю тебя.

Юлия шевельнулась и посмотрела на его едва освещенное звездами лицо. Проведя пальцами по его щеке, она сказала:

— Катон, любимый мой, той ночью, когда на нас обрушилась волна, я едва не похоронила тебя. Когда волна нахлынула, я посчитала, что все мы погибли. Оказавшись под ней, в холодной морской тьме, я сдалась ужасу и в последние мгновения утешала себя тем, что там, по ту сторону смерти, мы будем с тобою вместе.

Судорожно глотнув, она продолжила:

— А потом, когда корабль вынырнул из волны, я увидела, что тебя нет рядом. Я осталась в живых, но тебя отняли у меня. — Она отвернулась, вытирая глаза. — В это мгновение мне казалось, что сердце мое вырвали из тела. Помню, как хотелось мне умереть. Броситься в море, чтобы соединиться с тобой. Какое-то мгновение я не хотела ничего другого.

— Но ведь этого не произошло.

— Катон, это не смешно. Я и в самом деле была готова пойти на это. Я даже не представляла себе, как много ты значишь для меня до того самого мгновения, когда посчитала тебя умершим.

— Но я не умер. — Он поцеловал ее ладонь. — Так что слава богам. Мы с тобой живы, и даже очень живы, любовь моя, и нам есть ради чего жить.

— Понимаю, — задумчиво кивнула Юлия. — И то, что мы оба понимаем это, быть может, стало полезным итогом всего пережитого нами.

Они смотрели на лагерь беженцев на склоне горы напротив акрополя. К костру, около которого пели, подходили новые люди, добавляя свои голоса к песне. Мелодия теперь сделалась более ясной, и Катон с Юлией какое-то время прислушивались к ней. Молодой центурион был растроган контрастом между тяжким бременем еще не изжитой трагедии и полной бодрости и света мелодией, пронзавшей тьму тяжелым пологом придавившей окрестные горы ночи. Он привлек Юлию к себе и негромко шепнул ей на ухо:

— Я хочу тебя.

— Сейчас? — прошептала она. — Прямо здесь?

— Да.

Недолго посмотрев на Катона, Юлия припала к его губам и, обняв за шею, привлекла к себе, опускаясь навзничь в прохладную траву сада. Тепло прихлынуло к начинавшим твердеть чреслам Катона. Они целовались, наслаждаясь прикосновением, теплотой и запахом друг друга. Наконец, Юлия пошире развела ноги и сказала:

— Сейчас, мой Катон. Сейчас. Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Только не разбереди свою ногу…

Катон вспоминал эту сценку с обновленным пылом. Он улыбнулся Юлии, раскачивавшейся в повозке.

— Знаю, о чем ты думаешь, — рассмеялась она.

— Неужели мои мысли настолько очевидны?

— Очевидны, поверь мне. Ты же мужчина. Чего тут гадать.

Оба расхохотались. Ближайшие всадники с удивленными выражениями на лицах повернулись к молодым людям, после чего вновь обратили свое внимание на окрестности в поисках признаков опасности.

Без каких-либо приключений они приехали в Гортину уже в сумерках. Город открылся перед ними, появившись на повороте из-за склонов холма. После Маталы Макрон с удивлением отметил, насколько меньше пострадала от землетрясения столица провинции, чем ее порт. Возле дороги, ведущей к главным воротам, располагался походный лагерь. Десяток ауксилариев охранял вход. Макрон указал на них.

— Кто это?

Катон подъехал к нему поближе.

— Подразделения Пятой Галльской и Десятой Македонской из гарнизонов Кносса и Аксо. С севера нам сообщили, что разрушения там были не такими серьезными, и Семпроний приказал, чтобы они направили подкрепление в Гортину. В ближайшие несколько дней к нам подойдут войска из других городов.

— Ну, это хоть что-то, — одобрительно кивнул Макрон. — Если только они находятся не в таком состоянии, как парни из Двенадцатой Испанской. Чтобы привести здешние дела в порядок, нам нужны надежные руки. Как бы мне хотелось располагать сейчас несколькими когортами Второго легиона!..

— Не все ауксиларии таковы, как в Двенадцатой, — возразил Катон. — Те люди, которыми мы с тобой командовали при Бушире и Пальмире, были отличными бойцами. Не хуже легионеров. Ты сам так говорил.

— Не стану возражать, — согласился Макрон. — Но только потому, что мы с тобой, Катон, работали над ними не покладая рук. Гоняли на учениях крепко и часто. Мы готовили их к войне. Беда гарнизонов заключается в том, что офицеры распускают своих солдат. Нередко те становятся ничуть не лучше лежебок из городской стражи. Готов побиться о большой заклад в том, что вспомогательные когорты на Крите скроены из того же самого материала.

— Возможно. Однако заранее это сказать трудно.

Макрон уставился на него.

— В самом деле? Ты готов поспорить на большие деньги, что среди них найдется хотя бы один человек, достойный занять место в рядах Второго легиона?

Обдумав пари, Катон на мгновение умолк, после чего покачал головой:

— Трудно представить себе более простой способ избавиться от лишних денег.

Эскорт остался возле городских ворот, и декурион, получивший приказ сдать Аттикуса в одну из пеших когорт, направился со своими людьми в лагерь на противоположной стороне Гортины. Макрон и Катон спешились и повели своих коней в поводу по главной улице, тележка с Юлией последовала за ними. Внутри городских стен разрушенные кварталы города были полны самодельных шатров и временных укрытий. Они миновали несколько бригад рабов, разбиравших завалы и ремонтировавших храмы и деловые постройки. Катон отметил, что рабы надежно скованы попарно и за всеми ними внимательно присматривают надсмотрщики с тяжелыми дубинками. Беднейшие дома Гортины были оставлены их хозяевами, все еще копавшимися в развалинах в поисках ценных вещей и любых продуктов, не испортившихся на жаре, что последовала за землетрясением. Возле больших домов и окружавших городской форум складов была выставлена стража.

— Похоже, что Глабий заботится о своих, — невозмутимо прокомментировал Макрон.

— Пока что, — отозвался Катон. — Но не думаю, чтобы Семпроний примирился с таким положением дел.

— Почему бы и нет? Богатые всегда заботятся друг о друге.

— Ты спрашиваешь — почему? — вступила в разговор Юлия. — Потому что отец мой не дурак, центурион Макрон. Он понимает, что клин, вбитый между местными жителями, будет только вредить всем усилиям по восстановлению провинции и поможет делу восставших рабов. Вот поэтому.

Макрон поскреб щетину на подбородке.

— Ну, раз ты так говоришь…