Саймон Скэрроу - Центурион

Парфянский царевич сказал еще что-то, а затем указал на корзину, притороченную к седлу его знаменосца. Тот отвязал ее от луки седла, и ноша тяжело шлепнулась к копытам его лошади. Затем парфяне развернули своих быстрых храпливых коней, и тогда посланник напоследок перевел римлянам:

— Мой повелитель предлагает вам принять дар. Подарок с берегов Евфрата. Считайте его провозвестником будущего, если вы все же решите пойти наперекор парфянскому царству.

Парфяне пришпорили коней и с места сорвались в галоп, обратно к своим товарищам, которые один за другим уже поворачивали и отдалялись от Антиохии обратно в лощину. С минуту римляне смотрели им вслед сквозь поднятые конскими копытами клубы пыли. Затем Лонгин перевел взгляд на плетеную корзину, лежащую на каменистой земле.

— Центурион Катон?

— Слушаю?

— Посмотрите, что там внутри, — указал проконсул.

— Слушаю.

Перекинув ногу через седло, Катон соскочил на землю. К корзине он подходил осторожно, как будто она была наполнена змеями и скорпионами. Сглотнув, потянул за ручки туго пригнанную крышку. Внутри находился простой глиняный кувшин размером с крупный арбуз. Донце у него при падении треснуло, и Катон учуял запах оливкового масла, которое медленно вытекало через прутья корзины. В кувшине жирно поблескивала темная спутанная масса, которая с утечкой масла как бы проседала и лоснилась внутри еще одного округлого предмета.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Амаций.

Потянувшись внутрь и ухватившись за маслянистые темные щупальца, Катон почувствовал, как к горлу подкатывает комок желчи. Стиснув зубы, он поднял и предъявил в вытянутой руке увесистое содержимое кувшина. Масло стекало по землистой коже отделенной от тела головы, капало наземь с печально обвисших губ. При виде головы лицо у легата Амация исказилось.

— Центурион Кастор.

— Солдаты Рима! — Кассий Лонгин торжественно оглядел пиршественную залу своей резиденции. С возвышения, где он стоял, отчетливо различались лица собравшихся здесь центурионов, трибунов, легатов. — Войне с Парфией — быть!

Сдержанный рокот прокатился по зале; офицеры переглядывались меж собой, пока наконец в нависшей тишине все взгляды не оказались устремлены на проконсула Сирии. Весть об отряде парфянских всадников, как из-под земли возникшем давеча под самыми стенами Антиохии, бурей пронеслась и по лагерю, и по улицам города. Говорили разное: от заключения вечного союзничества между Римом и Парфией до наступления громадного парфянского войска, что марширует уже не более чем в одном дне пути от Антиохии с указанием безжалостно истребить всех мужчин, женщин и детей, а сам город сжечь дотла. Слова Лонгина внесли первую ясность в доселе расплывчатую картину, и теперь офицеры с напряженным вниманием вслушивались, рассчитывая узнать какие-нибудь детали. Дождавшись, когда воцарится полная тишина, проконсул продолжил:

— Несколько дней назад парфяне врасплох застигли одну из наших застав и истребили там гарнизон в составе одной когорты. Прежде чем в спешке улизнуть, недавние гонцы от неприятеля оставили нам якобы в подарок голову ее командира, центуриона Кастора из Десятого легиона.

Стоящие вокруг Катона и Макрона офицеры негодующе загудели, а Макрон, пихнув локтем своего товарища, сказал ему на ухо:

— Надобно пожалеть парфян, что окажутся напротив нашей позиции: пахнет для них могилой.

— Могилой, говоришь? — скептически усмехнулся Катон. — А вот я насчет предстоящей кампании твоего оптимизма не разделяю. Этих парфян так просто не возьмешь.

— Ой, да брось ты! И не таких бивали.

— Да неужто? Ну-ка, просвети.

Поглядев секунду на друга, Макрон поджал губы.

— Вообще-то замечание уместное, — признался он. — Парфяне в бою ох какие злючие. Но чем крепче орешек, — он жарко потер ладони, — тем приятней его раскалывать!

Катон внимательно поглядел на Макрона, а затем покачал головой:

— Иногда, клянусь богами, мне кажется, что ты все это воспринимаешь как какую-то игру.

— Игру? — переспросил Макрон удивленно. — Да ну, что ты! Это гораздо увлекательней игры. Это вызов; зов, если хочешь. Для истинных солдат в этом смысл жизни. А впрочем, тебе не понять. Ты же у нас философ — тонкие материи, все такое.

Катон вздохнул. По разумению Макрона, все то обширное образование, которое Катон получил до поступления на службу, являло собой скорее вред, чем благо — что он, кстати, не уставал Катону повторять. Сам же Катон чувствовал, что армия стала для него доподлинной семьей, но что для исправного исполнения служебных обязанностей тот культурный багаж, который он с собой носил, являлся лишь никчемным бременем, за исключением разве что тех редких случаев, когда его абстрактное знание вдруг неожиданно пригождалось на практике. И тогда даже Макрон ворчливо шел в их всегдашнем споре на попятную, хотя и пытался скрыть свой восторг перед ученостью друга.

Лонгин воздел руку, унимая возмущенный гвалт среди своего воинства.

— Солдаты! Я знаю, каково вам выслушивать подобные известия. Ваши горе и гнев я делю вместе с вами и клянусь всемогущим Юпитером Статором, что гибель центуриона Кастора и его людей будет отмщена. Мы предадим парфян огню и мечу — такому, что они более никогда не нарушат мир на наших землях и землях наших союзников. Наша цель — неумолимое уничтожение Парфии как военной державы, и мы не отступимся, пока их царь не падет перед нашим императором на колени с мольбой о пощаде!

Офицеры одобрительно затопали, и Макрон снова пихнул Катона в бок.

— Видал? Вот так-то. Нет, что ни говори, а Лонгин полководец что надо!

Катон нахмурился.

— Ты, наверное, забыл, для чего нас изначально направили на восток? — Он понизил голос. — Этот человек замышлял против императора.

— Мы так и не нашли тому доказательств.

— Верно, не нашли, — согласился Катон. — Решающих. Но мы знаем, что он затевал. Нам известна суть этого человека, Макрон. Я ему не верю. И тебе следовало бы в нем усомниться.

Макрон, взвешивая сказанное, потер себе подбородок исцарапанными костяшками пальцев.

— А может, это для него шанс искупить вину?

— Или же попытка обзавестись репутацией, затем влиянием, затем достаточной властью и наконец противопоставить себя императору. При любом из раскладов нам нужно быть с ним настороже. Если в этой войне он будет действовать безрассудно, то мы в большой опасности. — Катон с легким прищуром оглядел в зале других офицеров. — То есть мы все. Нужно, чтобы на парфян нас вел полководец-воин, а не заносчивый политикан. Кроме того, эта кампания дает ему роскошную возможность избавиться от нас с тобой. Помяни мое слово. Нам нужно быть начеку.