Саймон Скэрроу - Центурион

Катон поймал себя на том, что уже какое-то время молчит, а Юлия чуть искоса на него смотрит.

— Иногда я жалею, что не родилась мужчиной, — тихонько поделилась она. — Ведь для женщины закрыто столько ощущений, столько возможностей… Но когда разразилось восстание, это сожаление во мне стало несколько спорным. Я теперь даже не упомню, сколько изувеченных тел прошло через лазарет. Быть солдатом — довольно жестокий жребий.

— Во многом это так, — согласился Катон. — Но это лишь часть ремесла. Мы ведь живем не одной жестокостью и не ради нее.

— Ты бы видел, что здесь творилось в тот день, когда вспыхнул мятеж. — Юлия дрогнула, как от озноба, и на секунду зажмурилась. — Умертвление началось — и все длилось, длилось нескончаемо. Солдаты убивали солдат, затем женщин и детей. Это даже не резня, а какое-то мясничество. Бойня. Я никогда не видела ничего более варварского.

— Может быть, — Катон потер себе щеку, — дело в том, что варвар обитает в каждом из нас. Нужна лишь соответствующая провокация или возможность, чтобы тот изъявился наружу, — и он уже тут как тут.

Юлия близко, пристально на него посмотрела:

— Ты в самом деле так думаешь?

— Я это знаю.

— И в тебе она тоже есть, эта способность на варварские деяния?

— Деяния здесь ни при чем. И дело не во мне и не в ком-либо. И даже не в тебе, Юлия. А в сопряженных с ними обстоятельствах.

Какое-то время она неотрывно на него смотрела, после чего отстранилась от башенного зубца.

— Как хорошо, когда есть кто-то, с кем можно поговорить о чем-нибудь помимо его ран… Ну ладно. Тебе действительно пора отдыхать. Спасибо за доброту. Обещаю, что больше не буду тебе навязываться.

Она сказала это со всей уверенностью, какой теперь не было на этот предмет у Катона. При этом от усталости в голове у него плыло, а риск сглупить перед такой интересной во всех смыслах женщиной был до неудобного велик.

— Мы могли бы поговорить еще, — неловко предложил он, — в какую-нибудь другую из ночей.

— Было бы неплохо. Я не против.

Вдвоем они смотрели на агору, где сейчас повстанцы доводили до ума свое осадное орудие.

— Они возьмут цитадель? — тихо спросила Юлия.

— Не могу сказать, — усталым голосом ответил Катон.

— Не можешь? Или не хочешь?

— Юлия… Лгать тебе о наших возможностях я бы не стал. Я просто не знаю. Это зависит от столь многих слагаемых…

Она встала перед ним, прижимая к груди руку.

— Забудь про слагаемые. Скажи просто от сердца: ты полагаешь, мы все-таки выживем?

Катон, глядя ей глубоко в глаза, медленно кивнул:

— Мы выживем. Даю тебе слово. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

Она тоже кивнула, отвечая взглядом на взгляд:

— Спасибо, что ты со мной честен.

Катон улыбнулся ей. Юлия, повернувшись, бесшумно сошла по ступеням башни. С ее уходом Катон как-то враз знобко ощутил ночную прохладу. Может, им действительно удастся еще поговорить в одну из ночей. Хорошо бы. Но глянув повторно на агору и на то, как вокруг тарана скапливается враг, Катон понял, что завтра непременно будет новая попытка штурма этих стен. Зверского натиска, в котором лишь отряд измотанных римлян да горстка греческих наемников будут отделять кровожадное воинство Артакса от объятых ужасом беженцев, нашедших себе прибежище в стенах цитадели.

Уже с первым светом защитники цитадели заняли места на стенах, напряженно следя за приближением повстанцев к воротам. Вскоре должен был начаться приступ. Запас стрел, дротиков и камней для пращей и баллист был заготовлен и распределен на равных промежутках между башнями, а вдоль перешейка над воротами лежали еще и каменные глыбы. Тяжелый запах раскаленного масла разливался из котлов, лениво курящихся вблизи казарм греческих наемников. Макрон с Катоном в компании начальника дворцовой стражи Деметрия — жилистого ветерана — и князя Балта стояли над воротами и смотрели, как вокруг дощатого настила тарана выстраивается вражье воинство.

— Быстро же они устранили неполадку, — ехидно заметил Балт.

Деметрий недовольно поморщился.

— Мы сделали что могли за отпущенное нам время. А его было всего ничего, мой князь.

— Ну да. Досадно только, что выиграли мы всего лишь день, а тебе это обошлось в три десятка человек.

Деметрий строптиво поджал губы, чтобы невзначай не выпалить дерзость.

— Точно так. Досадно, мой господин.

— Ладно, что есть, то есть, — вклинился Макрон. — Они надвигаются, и мы должны сделать так, чтобы дать им от ворот поворот. Время расходиться по своим людям. Удачи всем. — Он повернулся к Катону и сомкнулся предплечьем сначала с ним, затем с остальными. — Ну-ка, вставим им по полной!

Макрон направился к лестнице, нисходящей во внутренний двор за воротами. Там его ждали легионеры, плотным строем вставшие вблизи массивных кованых створок. Если повстанцам удастся взломать ворота, задача не пустить врага внутрь ляжет на лучших солдат в цитадели. За легионерами заняли место небольшие группы людей с толстыми циновками и крючьями на длинных шестах; эти люди готовы будут сразиться с любым пожаром, вызванным зажигательными снарядами. На стене слева от ворот изготовились люди Балта, справа — греческие наемники. Катону с его людьми доверили оберегать башни по обе стороны от ворот и тянущиеся между ними перешейки стен. Остальные ауксилиарии под началом центуриона Пармениона рассредоточились по стенам цитадели.

Катон сомкнулся предплечьем с Балтом, затем с Деметрием, после чего отправился к своим. Усталость так до конца и не сошла; ныла, особенно на сгибе, неподатливая из-за ранения рука. Тем не менее Катон, встряхнувшись на ходу, скинул с себя квелость. Людей уже покормили; обходя строй, он с удовольствием отметил на их лицах решимость и внимательность. Снаряжение, перепачканное и запылившееся за время перехода из Антиохии, было снова чистым, а шлемы и шишаки щитов бодро поблескивали под ранним утренним солнышком.

— Не переживать, ребята, — улыбался при обходе Катон. — На этот раз между нами и этими безмозглыми стреляльщиками толстенная стена. Ну а если момент встречи все же настанет, то римская сталь быстро посбивает с них спесь.

Кое-то из солдат откликнулся ворчливым согласием, припоминая тучи стрел, под которыми им приходилось пригибаться во время той стычки в пустыне. Теперь преимущество было на стороне римлян, и цена со стороны повстанцев обещала быть высокой.

— От нас зависит, — твердо продолжал Катон, — чтобы ворота крепости остались нераспечатанными. Пусть рассудок ваш будет холоден, щиты подняты, а мертвый враг пусть остается гнить под стенами. Вторая Иллирийская! — Катон вынул меч и потряс им над головой. — Вторая! Иллирийская!