Саймон Скэрроу - Центурион

Как только парфяне поняли, что наносимый передним рядам урон уже недостаточен, они перенесли свои усилия на фланги.

— Вот оно, началось! — прокричал кто-то из ауксилиариев наверху гребня.

— Низ! — скомандовал Катон. — За щиты!

Люди заученно припали на одно колено и пригнули шлемы так, что поверх щитов выглядывали лишь глаза. Катон повернулся к Балту с его людьми и, приставив ладонь ко рту, крикнул:

— Готовьтесь!

Князь кивнул и командно рявкнул своему верному отряду, который проворно натянул луки и вложил стрелы как раз в тот момент, как земля грозно загудела от близящегося стука копыт. Вот они показались — примерно полусотня конников, вынырнувшая на гребень холма в сравнительной близости от римского фланга. Передние, завидев построенную к обороне шеренгу Катона, натянули поводья, но на них уже напирали задние, пытаясь лавировать среди товарищей; все это привело к замешательству и потере напора. Балт не преминул воспользоваться открывшейся кучной, да еще и малоподвижной мишенью, и выкрикнул приказ. Стрелы высокой дугой взвились над рядами римлян и, словно тонкие струи дождя, посеялись на парфян. Попадание было впечатляющим. В отличие от римских солдат, у конных лучников не было ни доспехов, ни щитов, а потому стрелы сквозь одежду вонзались в плоть, как в масло. Несколько человек тут же кувырнулось с седел; со страдальческим ржанием встали на дыбы раненые лошади. Второй град стрел усугубил смятение и урон: еще несколько человек и лошадей полетело наземь в неистовых клубах пыли. Со следующим дружным выстрелом парфяне развернулись и поскакали прочь, на всем скаку скрывшись за спасительной кромкой холма.

Когорта Катона и ближняя центурия Макроновых легионеров моментально зашлась злорадным ликованием. Парменион собрался было их утихомирить, но Катон, поймав его взгляд, качнул головой:

— Пускай пока порадуются. Боевой настрой нам ох как нужен, а где его еще взять.

— И то правда.

Катон, приподнявшись, оглядел участок земли перед Второй Иллирийской. Балт со своим отрядом увалил десятка два, не меньше. Некоторые раскинулись на склоне неподвижно. Другие слабо шевелились, взывая о помощи. Один, с пронзенным плечом, вприсядку улепетывал к гребню холма. Слышно было, как Балт рявкнул приказ, и один из его людей, закинув лук через плечо, кинул свою лошадь в галоп. Всадник лихо вылетел из-за Катоновой когорты и погнался за петляющим врагом. Кривое лезвие сверкнуло в руке преследователя, который свесился с седла, быстро настигая беглеца. Парфянин обернулся и припустил во всю прыть. Но куда там: пальмирец быстро с ним поравнялся и единым взмахом пустил в воздух фонтан багровой крови; обезглавленное тело с размаху рухнуло на землю. На мгновение радостные крики осеклись, но тут в воздух победно вскинул кулак Парменион и проорал:

— Секи ублюдков! Всем им смерть!

Человек Балта невозмутимо внял призыву и, притормозив на обратном пути среди раненых, посек всех, кто еще шевелился, не тронув лишь раненых лошадей, которые неистово бились оземь или же просто лежали, трепеща от ужаса и боли ноздрями; бока и грудь у них вздувались, как меха. Всадник вытер клинок об одежду одного из парфян и как ни в чем не бывало рысцой обогнул римский фланг и под ликование ауксилиариев примкнул к своим товарищам.

Когда над гребнем невысокого холма взошло солнце, вдоль строя снова проскакал штабной трибун.

— Господин префект, — скороговоркой выпалил он, — проконсул приказывает отступать. Третий легион сформирует авангард, за ним двинутся вспомогательные когорты. Затем Десятый легион и Шестая Македонская. Когорта центуриона Макрона и Вторая Иллирийская вместе с пальмирцами образует арьергард.

Катон ответил штабисту горькой ухмылкой.

— Господин префект? — с растерянностью поглядел трибун.

— Да что префект. — Катон кивком указал вдоль строя. — Передай от меня проконсулу: префект Катон чувствует приближение еще одного чуда. Уловил?

— Точно так, господин. Уловил, только ничего не понял.

— А это и неважно. Просто передай ему мои слова.

— Слушаю, господин префект, — трибун отсалютовал почтительно, как старшему. — Удачи вам.

— А вот за это молодец, — похвалил Катон. — Она нам всем нынче не помешает.

Солнце медленно всходило в безоблачном небе, суля своим слепящим оком очередной день безжалостного зноя, под которым начала свой отход с холма римская армия. Когорта за когортой, отделяясь от центра общего построения, образовывали колонну, держащую путь по тропе обратно в сторону Пальмиры. Все это время парфяне с неослабным напором пускали стрелы — град за градом, туча за тучей; выпустив весь запас, лучники скакали обратно к каравану груженых верблюдов и заново наполняли свои колчаны из больших корзин, подвешенных к спинам животных. Выгнутые прямоугольные щиты римлян были изъязвлены попаданиями этих шустрых черных змеек; некоторые из них, впившись жалом, так и остались там торчать. Стрелы валялись на земле и были под углом воткнуты в землю — так густо, что пустыня напоминала собою поле с опаленными стеблями злаков.

Счет убитых и увечных шел уже на сотни. Многие были ранены сравнительно легко и вставали в общий строй тех, кто уже шел по тропе. Тех, кто получил тяжелое увечье и самостоятельно передвигаться не мог, помещали на спины обозных мулов, некоторое количество которых все же имелось в наличии.

По мере того как очередная когорта покидала построение, перед римлян проседал, и оставшиеся когорты смыкали ряды. К середине утра с холма сошли последние центурии Шестой Македонской, оставив лишь оконечность колонны: когорту Макрона и Вторую Иллирийскую.

— Сделаем коробочку, — решил Макрон. — Щиты на марше выставлены. Продвигаться, правда, будем медленней, но зато потеряем меньше людей. Раненых в центр. Тех, кого сможем нести, понесем, но лежачих отбирать тщательно. Оставлять их врагу я не собираюсь.

Катон одобрительно угукнул.

— А мне что прикажешь делать? — спросил Балт.

— Нам твои молодцы понадобятся в качестве летучего отряда. Срывай им, как можешь, атаки, но близко не подставляйся: чего доброго, порубают в куски.

Балт кивнул. Оба пытливо поглядели друг на друга, взвешивая свои шансы уцелеть. Неважно, какие там цели преследовал пальмирский князь; на поле боя римский центурион испытывал к нему что-то вроде ворчливого уважения. А потому с подмигом сказал:

— Ну что, князь. Тот из нас, кто протиснется в Пальмиру первым, угощает последнего вином. А теперь за дело.

Армия тянулась назад под палящим солнцем. Длинная колонна в доспехах уныло плелась; люди пригибались за своими щитами в тревожном ожидании, что сейчас сквозь дымчатую завесу пыли стеганет очередной залп стрел. Парфяне — тысячи и тысячи — лепились у Лонгина по флангам; вольготно скакали по всей длине колонны, и не только не торопясь, а даже приостанавливаясь пускали стрелы, а отстрелявшись, отлучались восполнить запас стрел. Единственной помехой им были отдельные броски вспомогательной кавалерии, которой удавалось их отгонять, но, опять же, недалеко, а вскоре они снова возвращались и как ни в чем не бывало продолжали обстрел. У людей Балта запас стрел был ограничен, и они были вынуждены расходовать их с умом, из-за чего приходилось подпускать врага к арьергарду ближе положенного.