Иван Апраксин - Царский пират

Из сгоревшей каюты спасли всех. Девушка от страха потеряла сознание, а секретарь надышался дыма и с трудом приходил в себя. Только епископ, которого вытащили из огня первым, лежал неподвижно, без признаков жизни.

– Сдох, латинская собака, – сказал Василий и пнул носком сапога мертвого епископа. – От страха сдох.

Но Степану было ясно, что это совсем не так. Покойный Хуго фон Штернберг, похоже, не знал страха и уж, по крайней мере, был не менее храбр, чем сотник Василий. Отчего же он умер?

Кто устроил пожар? И для чего?

Поняв, что они не сгорят в огне, пленники и гребцы постепенно успокоились. Приказав людям перегружать на бриг захваченное оружие и боеприпасы, Степан решил вплотную заняться оставшимся в живых секретарем епископа. Может быть, он будет более сговорчивым, чем его покойный господин?

Первое впечатление не обмануло Степана: юный Георг Браушвиц был именно таким человеком, каким казался – патологическим трусом. От охватившего его страха он был готов рассказать все, и даже больше того, но трясся так, что не мог говорить.

С большим трудом, и только пригрозив смертью, секретаря удалось разговорить.

– Я не разводил огонь, – трясущимися губами поведал Георг. – Его преосвященство приказал мне, но я не смог. Он сделал все сам. Нужно было сжечь бумаги.

– Какие бумаги?

– Важные бумаги, – закивал Браушвиц. – Очень важные бумаги. Письмо от Его Святейшества Папы к архиепископу Риги и еще другие.

Внезапно он спохватился:

– Но я читал все эти документы, – умоляюще заглядывая в глаза Степану, сказал он. – И могу дословно пересказать вам их содержание.

Но бумаги не интересовали поморского капитана. Что толку в сожженных бумагах, когда так много важных дел вокруг?

Осознав это и желая во что бы то ни стало спасти свою жизнь, секретарь Браушвиц рассказал самое главное – архиепископ вез деньги для сражающейся Ливонии.

– Вот тут, – прошептал он, встав на колени и указывая дрожащей рукой на сундук, стоявший у стенки каюты. – Вот здесь огромные драгоценности, которые Его Святейшество послал в Ригу. Мой господин – архиепископ фон Штернберг должен был передать их. Это деньги от святой Католической церкви для поддержки ливонцев против русского нашествия. Это – главное, что вез господин архиепископ.

– Здорово, – прохрипел сдавленным голосом сотник Василий из-за плеча Степана. – Эти сокровища – как раз то, что нам нужно. С этим сундуком мы и явимся в Москву. Все увидят, как мы служим великому государю.

С этим Степан спорить не стал. Действительно, забавно будет, если деньги, предназначенные для войны с Россией, попадут как раз в руки русскому царю. Что ж, на это он согласен. Главное теперь, чтобы команда не узнала об этих громадных богатствах – такое известие может помутить разум у многих.

Открыв сундук, Степан с Василием ахнули – он был наполнен золотом до краев. Можно было себе представить, как терзался несчастный Хуго фон Штернберг, осознавая, что теперь все это богатство попадет в руки тех, против кого оно предназначено. Но уничтожить сундук с золотом он не имел возможности. В окно не выкинешь, а сжечь невозможно – золото не горит. Теперь понятно стало, отчего он покончил с собой – от отчаяния и бессилия. Сделал все, что смог: уничтожил важные бумаги и ушел из жизни.

Вероятно, эта мысль пришла в голову Степану и Василию одновременно. Они взглянули друг на друга и помолчали несколько мгновений.

– Надо будет похоронить архиепископа по-человечески, – сказал Василий после паузы. – Серьезный мужик был. Не всякий бы в его положении так себя повел.

– А денег здесь, – ответил Степан, кинув оценивающий взгляд на сверкающую груду золота. – Царю Ивану еще на год войны хватит.

Взятых на галере пленников оказалось почти тридцать человек, не считая гребцов. Оставалось только поражаться, какой силой и каким волшебством команде «Святой Девы» удалось одержать победу над таким большим и хорошо вооруженным кораблем.

Глядя на захваченных пленников, крепких моряков и солдат, на их оружие, теперь собранное в кучу на палубе, Степан да и его товарищи лишь диву давались: как удалось им одолеть столь сильного врага.

– В следующий раз не станем рисковать, – сказал капитан. – Однажды случилось чудо, и мы победили, а в следующий раз нужно поостеречься – нечего Бога искушать.

Пленникам объявили, что зла им сделано не будет, а просто высадят их на пустынном острове да бросят на произвол судьбы и морской стихии. Хоть известие было и невеселым, пленники обрадовались. Для попавших в руки пиратов высадка на острове считалась самой большой из возможных удач – чаще всего пленников попросту убивали и сбрасывали за борт.

Остров подсказал Лембит – знаток Балтийского моря, исходивший его на шхуне вдоль и поперек. Хозяин Хявисте знал Балтику так же хорошо, как Степан знал родные поморские края – Белое море.

– Есть небольшой остров, – сказал он. – Люди там не живут, и корабли туда не заходят. Но имеется родник с пресной водой, деревья, чтобы построить шалаши, а рыбу можно ловить в море самодельными сетями.

– А вдруг наши пленники не умеют ловить рыбу? – спросил Василий, тоже принимавший участие в выборе места. – Или не умеют сплести сети?

– Научатся, – усмехнулся Лембит. – Человек многому может научиться, когда есть сильно захочет. От голода на Балтике еще никто не умирал. От чумы умирают, от войны умирают, а от голода – нет. Море всегда прокормит.

– Но наши пленники ведь не морские люди, – заметил Василий, в котором вдруг проснулось сострадание к людям. – Они могут просто не уметь кормиться морем.

Но Лембит не сдавался.

– Ничего, – упрямо сказал он. – Всему можно научиться. Я же научился быть пиратом, хотя никогда в жизни не мог представить себе, что стану им. Что делать, пришлось.

Когда указанный Лембитом остров показался на виду, всех захваченных на галере опросили, не желает ли кто присоединиться к экипажу «Святой Девы». Из моряков и солдат не вызвался никто, лишь несколько гребцов изъявили желание стать пиратами. Их было шестнадцать человек, из которых троих пришлось забраковать – они выглядели настоящими преступниками и держались соответственно. Видно было, что эти трое попали в галерные рабы не потому, что их захватили в плен, а по приговору суда – за разбой и убийства.

– А сами вы что – не разбойники? – обиженно сказал один из преступников, получив отказ. – Вы разбойники, и мы разбойники, какая разница? А резать мы умеем не хуже вашего.

Но Степан был тверд: хоть он формально и мог считаться пиратом, и корабль «Святая Дева» мог быть признан пиратским, все же задачи перед ним стояли совсем другие – не личное обогащение на чужой крови, но участие в Ливонской войне и служба Русской державе.