Дадли Поуп - Рэймидж и барабанный бой

— Конечно, оставлю! — крикнул старик в ответ. — Сегодня хороший день для рыбака — пушки не стреляли, вы понимаете?

К тому времени шебека оставила его за кормой, вполне довольного собой. Рэймидж знал, что старик не будет поднимать тревогу, и все же часовые, возможно, слышали крики. Ну и что из того? Был, вероятно, приказ не выпускать суда из гавани ночью, но что они поймут из дружественного разговора на испанском языке между старым рыбаком и шебекой? Они сто раз подумают, прежде чем поднять тревогу — по крайней мере, он так надеялся.

Теперь он мог видеть только форт в конце мыса Санта-Анна и затем мыс Тринка Ботийас, открывающийся за Кала Кортина — крошечным заливом, остро врезающимся в побережье между двумя мысами.

Бледно-зеленые искры мелькали в воде вдоль корпуса шебеки, и, оставив на мгновение румпель, Рэймидж подбежал к гакаборту и посмотрел за корму. Кильватерный след бледно-зеленой полосой изгибался в воде и вокруг всей ватерлинии светилась широкая полоса. Три тысячи чертей: самое время сейчас столкнуться с фосфоресценцией!

Форт был на траверзе по правому борту, значит, он, должно быть, проходит мыс Навидад и находится на расстоянии выстрела от батареи Навидад и приближается к следующей на мысе Подадера. Эти две и батарея на том берегу — единственные, что еще остались.

Джексон сказал, как будто про себя:

— Они ни за что не попадут в нас теперь, даже если они знают, что мы здесь.

Рэймидж рассердился на себя за то, что оставался у руля, когда Джексон вполне мог занять свое место.

— Сюда — возьми руль.

Он послал Стаффорда, чтобы поискал внизу фонарь, но пока что без света нактоуза Джексону придется править по звездам. После выхода из гавани курс должен быть вест-зюйд-вест, чтобы пройти семьдесят пять миль через огромный мелкий залив до мыса Гата. Гибралтар на 165 миль дальше. Они пересекут залив Альмерия, минуют три маленьких мыса вдоль равнины Альмерии, и тогда он увидит шесть больших пиков гор Сьерра-Невады, тянущихся на север, — два самых высоких, пик Велета и Серро Мулэхэсен, достигают одиннадцати с лишним тысяч футов. После этого следующей землей будет высокая скалистая масса мыса Европа, южная оконечность Гибралтара, с заливом Черная Полоса на севере и округлыми холмами Африки через пролив.

Бедная старая Черная Полоса, думал Рэймидж: это название склоняется попусту почти каждым моряком во флоте. Когда испанским вином заменяют грог, моряки высокомерно именуют это «черной полосой», а быть назначенным в Средиземноморье часто именуют «попасть в черную полосу». И во время штиля сильное течение, идущее на восток из Атлантики часто, несет судно мимо Гибралтара в Средиземное море, и оно должно проводить целые дни, противостоя течению и ветру — пока не задует с востока левант. Это также называют «попасть в черную полосу», так как команда невезучего судна проводит время, разглядывая залив Черная Полоса и мыс Европа под разными углами во время лавирования.

Однако он будет чертовски рад насладиться этим видом; и у «Ла Провиденсиа» такая небольшая осадка, что, если ветер начнет стихать, он может отойти ближе к берегу, где течение намного слабее и можно иногда даже найти противоток.

Стаффорд принес фонарь, открыл стеклянную дверцу в нактоузе и поставил фонарь так, чтобы он освещал компас.

Мыс Подадера был теперь на раковине правого борта, и когда они отошли от высокого берега с ветром на траверзе, Рэймиджу пришлось дать дополнительные приказы по выставлению парусов. Море было спокойно, не считая невысокой зыби, и «Ла Провиденсиа» катилась по воде, как брошенный плоский камень, тогда как «Кэтлин» с ее более глубокой осадкой и совсем другим парусным вооружением, пахала себе борозду в воде. Рэймидж посмотрел на часы. Час назад он лежал на кровати в гостинице, задаваясь вопросом, что делать дальше. Ему было жаль, что он не догадался оставить записку американскому консулу.

Конвент находился в пяти минутах ходьбы от офиса Специального уполномоченного. Рэймидж поднял руку, чтобы остановить едущий мимо экипаж, вспомнил, что у него нет денег, и зашагал по крутому мощеному подъему переулка Конвента. С раздражением на грани озлобления он вспоминал встречу со Специальным уполномоченным. Она началась с почти восторженных поздравлений, но в конце концов старый дурак оказался совершенно бездушным. Допуская, что отсрочка отплытия даже на полчаса ради посещения Конвента, конечно, может позволить флоту Кордовы пройти через Гибралтарский пролив, и, вероятно, позволит Наполеону пересечь Канал, он тем не менее дал понять, что молодой офицер должен посетить Конвент, чтобы встретить «нужных людей».

Смесь волнения и нервозности вызвала у Рэймиджа приступ неудержимого смеха, который ему удалось остановить только тогда, когда он видел страшный испуг в морщинистом лице старухи, стоявшей в дверном проеме. Она предлагала ему за пенни связку липких фиников из грязной плетеной корзины, в которую слетелись, похоже, все мухи с Берберского побережья, но убрала ее, глянув ему в глаза, и поспешно перекрестилась свободной рукой.

Поднявшись по переулку, Рэймидж повернул налево на Главную улицу, и его тут же окружила толпа оборванных разносчиков, которые на плохом испанском навязывали все что угодно, от лечебных кореньев и распятий, до больших оплетенных бутылей арака; их настойчивость и фанатичный блеск глаз наводили на мысль о том, каково это было стоять перед судом Инквизиции.

Когда он проходил через большие двойные двери Конвента, двое часовых грохнули прикладами мушкетов в безупречном салюте, однако сумели при этом дать понять, как мало солдаты уважают военно-морских офицерах вообще и молодых лейтенантов в частности.

В приемной высохший маленький человечек, древний парик которого в течение долгих лет служил кормушкой для моли, встал и осторожно спросил о цели о посещении молодого лейтенанта. Целая жизнь, проведенная на службе, очевидно, научила его ничто не считать само собой разумеющимся: изящно одетый джентльмен с томным голосом и при тросточке с золотым набладашником мог потребовать аудиенции с губернатором только для того, чтобы всучить ему поддельный аккредитив, в то время как другой мог оказаться долгожданным кузеном губернатора. На лице бедняги был написан его проверенный опытом девиз: Нельзя Быть Слишком Осторожным.

Рэймидж неохотно назвал свое имя и, объясняя, что привело его сюда, подчеркнул, что это не имеет большого значения, так как он по сути просто посыльный. Старик продолжал кивать, как голубь, подбирающий только что насыпанное зерно, потом указал Рэймиджу на стул и поспешно ушел вдаль по очевидно бесконечному коридору. Рэймидж сознательно позволил мыслям бесцельно блуждать, чтобы ослабить напряжение. Почему резиденцию губернатора называют Конвент, что по-английски означает «женский монастырь»? Он всегда хотел спросить у кого-нибудь. Часовня по соседству первоначально принадлежала францисканскому мужскому монастырю… В испанском языке словом «монастырь» обычно называют религиозное заведение, обитатели которого никогда не покидают его, в то время как те, кто может свободно путешествовать — как францисканцы, — жили в «конвентах». Сколько губернаторских гостей надоедало ему за обедом банальным шутками о монахинях и…