Дадли Поуп - Рэймидж и барабанный бой

Каждый раз, когда судно кланялось волне, оно зарывало свой острый нос глубоко в море и поднимало тучи брызг, которые скрывали матросов из вида, а когда нос поднимался снова, вода мчалась к кормовой части вдоль палубы, образуя небольшие волны, в то время как Рэймидж считал людей, чтобы удостовериться, что никто не отсутствует — хотя ничем нельзя будет помочь, если кто-то упадет за борт. Ветер жадно ухватился за парус, когда они его подняли, встряхивая его с легкостью прачки, вытряхивающей постиранную рубашку. Наконец матросы благополучно вернулись на корму, и хотя парус, когда его подняли и натянули шкоты, казался смехотворно маленьким, под давлением ветра он стал жестким, как доска, и куттер стал управляем снова, но Рэймидж ожидал в любой момент увидеть, как материал отрывается от обшивающего его по краям троса.

Все это было… ну ладно, приблизительно пять часов назад, сразу после рассвета. А теперь пришли действительно большие волны: волны, по сравнению с которыми прежние казались чуть ли не зыбью. Лицом к ветру было трудно дышать, и пронзительный вой в снастях в соединении с ударами воздуха по лицу и ушам, парализовал его ум.

Нормально мыслить было невозможно; единственное, как он еще мог удерживать контроль над смертельно опасной ситуацией, это разговаривая с самим собой, задавать себе ряд вопросов, чтобы удостовериться, что он ничего не забыл. Навигация? Нет необходимости волноваться об этом, когда впереди лежат четыре тысячи миль открытой Атлантики, а ветер и волны гонят «Кэтлин» на запад. Паруса? Ладно, штормовой кливер пока держится. Течь? Помощник плотника докладывал только пятнадцать минут назад и сообщил об обычном количестве воды. Еда? Кок и помощник кока в эти минуты прилагают все усилия, чтобы приготовить хоть что-то. Проверить надежность шкотов? Саутвик сделал это, но он должен напомнить ему снова через полчаса. Есть ли что-либо еще? Боже, он замерз, промок и устал — настолько устал, что у него скоро начнутся галлюцинации. В любую минуту, за каждой волной, набегающей на корму, он может увидеть огромный тупой нос «Сантиссима Тринидад», красный корпус, несущийся вперед под одним только полностью зарифленным фор-брамселем, неспособный добраться до Кадиса и с остальной частью испанского флота идущий у них за кормой.

Два дня спустя к полудню шторм ослабел немного, но не было и намека на его конец. Рэймидж и Саутвик прикинули, что «Кэтлин» прошла более двухсот миль, так что точка рандеву у мыса Сент-Винсент находилась на расстоянии почти ста миль к северо-востоку. И, что более важно, куттер вышел, вероятно, на самый западный маршрут, каким сэр Джон мог возвратиться (даже с учетом шторма) на точку рандеву, где бы он ни оставил бразильский конвой. Рэймидж знал, что если он сможет остаться в этих координатах, есть шанс, что он встретит флот на его обратном пути. А это означало лечь в дрейф — если это возможно.

Единственный способ узнать наверняка — попробовать, что означает рисковать перевернуться, если «Кэтлин» развернет лагом к волне. Это также означает рисковать потерять штормовой кливер, а также штормовой топсель, который он должен будет поднять.

Рэймидж отдал приказ Саутвику и затем стал смотреть за корму, выжидая несколько минут, пока после двух больших волны не покажутся несколько поменьше. Как только прошла вторая волна, он завопил:

— Дайте ей руля!

Нос начал поворачиваться так медленно, что казалось невозможным, чтобы куттер развернулся прежде, чем другая огромная волна вырастет за кормой, и хотя судно поворачивалось быстрее, чем ожидал Рэймидж — горизонт слился в мутную серо-зеленую полосу, — он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как большая волна надвигается на раковину куттера. «Кэтлин» поймала ее почти на траверзе и качнулась так сильно, что четверо рулевых должны были просто ухватиться за румпель, чтобы не упасть, а матросы вдоль борта прижались к фальшборту, чтобы устоять. Вода била струями сквозь пушечные порты, катилась через палубу и вытекала через порты с другой стороны. И тут «Кэтлин» завершила разворот с ветром по правой скуле.

Рэймидж указал вверх, он не слышал, но видел, как открывается рот Саутвика, давая команды матросам на фалах топселя. Парус дополз до верха мачты, надулся с треском мушкетного выстрела, маленький гафель раскачивался как безумный. Саутвик оглянулся на Рэймиджа, который указал на шкоты штормового кливера. С огромным трудом дюжина матросов развернула крошечный парус, и как только это было сделано, Рэймидж крикнул Джексону, чтобы повернул руль.

Как судно поведет себя? Взгляд по носу с правого борта показал, что не будет никаких особенно больших волн в течение минуты или две. Это была эквилибристика: ветер на развернутом кливере пытался повернуть нос в одну сторону, а топсель на верху мачты — в другую. И хотя топсель больше, кливер установлен дальше от мачты и дает больший рычаг — достаточный, чтобы куттер нуждался в небольшом подруливании, чтобы уравновесить его.

Рэймиджу потребовалось три или четыре минуты, чтобы найти правильное положение руля, при котором «Кэтлин» встречала волны, правой скулой, равномерно поднимаясь, хотя иногда срезая гребни, которые переливались через фальшборт.

— Она достаточно ровно стоит теперь, — прокричал Саутвик ему в ухо. — Это даст коку шанс приготовить в котле что-нибудь горячее!

Рэймидж кивнул, но он знал, что вид флагмана сэра Джона согреет его гораздо лучше, чем что-либо, что может приготовить даже самый опытный и терпеливый кок.

Шторм продолжался еще три дня. Во всем судне едва ли осталось хоть одно сухое место: после месяцев на палящем солнце планки палубы усохли, и теперь, когда корабельный корпус качался на высоких волнах, вода постоянно заливала палубу и просачивалась вниз повсюду. Гамаки и одежда стали влажными, а потом мокрыми; плесень росла стремительно, как пахучий зеленый рак, питаемый влажностью. И час за часом «Кэтлин» кланялась волнам, медленно — мучительно медленно, как казалось Рэймиджу, — продвигаясь на северо-восток.

Наконец в пятницу утром ветер начал отходить к юго-востоку и несколько слабеть. Это могло означать что силы шторма иссякают, но, как Саутвик объяснил Рэймиджу, это могло также быть предупреждением, что другой шторм — на сей раз из Атлантики — надвигается на них. Оба они боялись, что один из печально известных в этих широтах юго-восточных ветров загонит «Кэтлин» в большой залив между мысом Сент-Винсент и рифами мыса Трафальгар. Сотни судов за эти годы были загнаны в залив, неспособные пробиться против ветра, чтобы пройти мыс Сент-Винсент на одном галсе или Трафальгар на другом, и обычно это кончалось крушением на низкой песчаной отмели между Уэльвой, в устье реки Одилы (откуда Колумб отправился в 1492 году в его первое путешествие на Гаити), и Сан-Лукар-де-Баррамеда, в устье Гвадалквивира, откуда Магеллан вышел в кругосветное плаванье в 1519-м. Эти сорок с небольшим миль между отправными точками двух самых знаменитых путешествий в истории видели конец множества других…