Виктор Поротников - Куликовская битва

Когда все стрелы были выпущены по врагу, арбалетчики разобрали с возов дротики, щиты и топоры, смешавшись с общей массой русских ратников. Янина, беспокоясь за брата, тоже схватила меч и щит и устремилась к левому крылу большого полка, где виднелось знамя коломенских пешцев. Сражение походило на волнующееся море, волны ордынцев то и дело накатывались на русичей, их натиск сталкивался с натиском русской пешей рати. В этой гигантской кровавой давильне Янина оказалась, как песчинка в бурном речном водовороте.

От вида израненных и умирающих в муках людей у Янины подкашивались ноги, от воплей и стонов у нее холодело сердце. Когда мимо Янины пронесли на скрещенных копьях убитого воеводу Микулу Вельяминова, голова которого болталась на лоскуте кожи, у девушки потемнело в глазах, и она лишилась чувств. Очнулась Янина, когда кто-то легонько похлопал ее по щекам ладонью.

Девушка открыла глаза. И ей снова чуть не стало плохо.

Рядом с нею сидел, присев на корточки, бородатый ратник с выбитым левым глазом, кровь из развороченной стрелой глазницы залила ему поллица. Руки ратника были в крови, поскольку он то и дело зажимал кровоточащую рану в боку. Коснувшись своей рукой щек Янины, одноглазый бородач невольно вымазал лицо девушки кровью.

– Очнулась, милая! – обрадовался бородач. – Тогда подымайся и беги отсель куда подальше! Не девичье это дело – в кровавой каше смерти искать.

Янина торопливо закивала головой и поднялась на ноги, лишь теперь обнаружив, что все это время она лежала на мертвых телах.

– Двигай в обоз! – Бородач легонько подтолкнул Янину в спину. – Живее!

В это время начался особенно мощный натиск ордынцев, поэтому Янину подхватил поток отступающих русских ратников. Она успела заметить, как упало знамя коломенского полка. Где-то ратники уже бежали скопом, даже не пытаясь сдерживать врага. Где-то сеча шла вовсю, там русичи продолжали сражаться, хотя ордынцы обступили их со всех сторон.

– Где ты пропадаешь?! – рявкнул в самое ухо Янине невесть откуда взявшийся боярин Огневит. – Я же велел тебе в обозе быть! Ты почто здесь?!

– Я… брата искала… – пролепетала в ответ Янина, которую по-прежнему мутило и пошатывало. – Но… я не нашла его. Где он?

– Откель мне знать, голуба! – проворчал Огневит, таща Янину за собой. – Дрянь дело! Надо ноги уносить, пока не поздно!

– А Свирята как же? – Янина пыталась вырываться, но у нее не хватало сил.

– Ты видишь, что вокруг творится! – Огневит остановился так резко, что Янина невольно наткнулась на него. – Глянь туда, глупая! И туда – глянь!

Огневит ткнул мечом, который был у него в правой руке, сначала в сторону пригорка, где чернел великокняжеский стяг. Вокруг пригорка кипела яростная сеча, ордынцы рвались к черному знамени. Дружинники в блестящих латах и с красными щитами грудью встречали напор врагов, прямые русские мечи звенели, сталкиваясь с кривыми саблями татар.

Потом Огневит указал Янине на то место, где еще полчаса назад плотной колонной стояли ратники из Коломны и Костромы, а теперь остатки этих полков смешались с волной наступающих ордынцев. Было видно, что многочисленная сила татар все больше гнет силу русскую.

– Что же это такое? – в полнейшем отчаянии промолвила Янина. – Что же теперь будет?

– Это полнейший крах! – ворчливо ответил ей Огневит, вновь увлекая Янину за собой. – То и будет, что иссекут нехристи все наше воинство горемычное! А ратникам нашим и бежать-то некуда!

Этот натиск ордынцев, случившийся в пятом часу пополудни, основной своей массой пришелся по левому краю большого полка и по полку левой руки.

После нескольких попыток прорыва через полк правой руки, закончившихся полнейшей неудачей, ордынские военачальники нанесли сильнейший удар по левому крылу русского войска. Одновременно не ослабевал напор пеших Мамаевых отрядов на центр русского фронта.

Эта битва на левом фланге по своей ожесточенности и продолжительности превзошла все пределы кровопролития и примеры стойкости, проявленные в этот день на всех других участках этого гигантского побоища.

В полку левой руки стояли конные и пешие рати белозерских князей, дружины елецкого и моложского князей, а также ростовский и стародубский полки. Это были проверенные в походах ратники и воеводы. Весь их боевой опыт стал большим подспорьем для всей русской рати в самый тяжелый час Куликовской битвы.

Так получилось, что среди воинов полка левой руки оказался и Ропша. Его, раненного в руку, воевода Семен Мелик отправил с донесением к воеводе Тимофею Вельяминову в большой полк. Оттуда Ропша сначала слетал на правый фланг, когда на него давили ордынцы, повинуясь приказу Тимофея Вельяминова. Затем Ропша дважды побывал на левом крыле, с военачальниками которого Тимофей Вельяминов держал постоянную связь через гонцов. Неся очередное устное послание от воеводы большого полка, Ропша прорвался сквозь сумятицу боя на левый фланг в третий раз.

Натиск татарской конницы Ропша встретил в рядах дружинников моложского князя Федора Михайловича.

Татары пустили впереди пробивным тараном панцирную хорезмийскую конницу, удар которой рассек моложскую дружину надвое. Елецкие дружинники отважно помогали Федору Михайловичу, но их было мало. Хорезмийцы были почти неуязвимы для стрел и копий, покрытые чешуйчатыми стальными доспехами, в шлемах с прочными забралами; огромные кони хорезмийцев тоже были прикрыты защитными щитками спереди и с боков.

В первые же минуты боя под Ропшей убили коня. Ему чудом удалось выбраться из лязгающей железом круговерти и добраться до пешей ростовской рати. Ропше пришлось взяться за меч и, превозмогая боль в раненой руке, вступить в битву с ордынскими пешцами, которые валом валили на занимаемую ростовцами возвышенность со стороны топких берегов реки Смолки.

В передовых шеренгах наступающей ордынской пехоты опять шли наемники фряги в черных латах с красными крестами.

Ропша смог убить всего одного фряга. Получив рану от удара копьем, он свалился наземь, корчась от боли. Его неминуемо затоптали бы ногами или добили наступающие ордынцы, если бы не расторопность одного из ростовских ратников, который схватил упавшего Ропшу за ноги и уволок его подальше от сумятицы сражения.

Отлежаться Ропше не удалось. Ордынцы наседали на русичей с двух сторон, все глубже вклиниваясь между большим полком и полком левой руки, а также вытесняя ростовских ратников с их выгодной позиции в низину. Увидев коня без седока, Ропша без раздумий запрыгнул в седло. Мимо него неслись конные гридни белозерского князя Федора Романовича. Ропша пустил коня в галоп, пристроившись к атакующему строю белозерских дружинников.