Виктор Поротников - Добрыня Никитич. За Землю Русскую!

Работы по разбивке и укреплению лагеря затянулись до глубокого вечера. Когда над горой Щекавицей стали гаснуть последние отблески заката, усталые воины Добрыни разошлись по палаткам и легли спать.

На другой день с раннего утра Добрыня отправил своих гридней произвести разведку местности вокруг Киева. Кому-то из дружинников Добрыня велел заглянуть в киевские предместья, кому-то было приказано осмотреть крепостные рвы, стены, ворота и башни.

Наскоро перекусив просяной кашей, Добрыня не утерпел и сам решил объехать Киев верхом на коне. С собой он взял Сигвальда, Добровука и еще десяток гридней.

Прекрасно зная окрестности Киева, Добрыня отправился на разведку по бездорожью, держась в стороне от усадеб и выселков. Добравшись лесом до реки Почайны, Добрыня и его спутники по речному берегу доскакали до холма Крушвицы, с которого открывался вид на киевские предместья и речные причалы. Как и следовало ожидать, возле дощатых пирсов не было ни одного торгового судна, пусто было в купеческой слободе и в кварталах местных ремесленников; гончарные печи не дымили, в кузницах было не слышно перестука тяжелых молотов по наковальням, на верфях не стучали топоры и не визжали пилы. Киевский Подол словно вымер.

«Похоже, все население Подола укрылось на Горе за крепостной стеной, – подумал Добрыня. – Тесновато там придется боярам, купцам и простонародью».

Добрыня осмелился проехать по тихим пустынным улицам Подола, застроенным неказистыми бревенчатыми домишками и полуземлянками. Взгляд Добрыни натыкался то на распахнутые двери, то на оброненный в спешке женский платок, то на рассыпанный горох посреди дороги… По всему было видно, что люди ушли отсюда торопясь и совсем недавно. Лишь оставленные хозяевами собаки с лаем носились по кривым улочкам и переулкам.

Проехав ремесленные кварталы, где воздух был насыщен запахами сырых кож, серы, сосновой смолы и свежераспиленной древесины, Добрыня и его небольшая свита оказались перед Речными воротами Киева. Еще эти ворота назывались Подольскими. Подъезд к этим воротам был перекопан рвом, на который в дневное время опускался подъемный мост. На ночь ворота закрывались, а мост поднимался с помощью цепей и ручной лебедки, установленной в огромной надвратной башне, сложенной из мощных дубовых стволов.

Ныне ввиду вражеской опасности Речные ворота Киева были заперты и днем, а мост через ров был поднят.

Со стороны реки Почайны и горы Щекавицы Киев был совершенно неприступен. Городская стена здесь шла по краю отвесной кручи высотой не меньше пяти-шести саженей. Дорога к Подольским воротам имела такой крутой подъем, что лошади не могли втащить наверх груженные кладью возы. Обычно возчики разгружали повозки до половины или нанимали грузчиков, которые на своих плечах втаскивали мешки и бочки на Гору.

Там, где находились Лядские ворота Киева, к городской стене подступала заросшая гнилым лесом пустошь. На языке здешних славян такая болотистая пустошь называлась «ляд». Западная стена Киева и Лядские ворота тоже находились на склоне горы, у подножия которой пролегал глубокий ров.

Лишь с северной стороны к Киеву подступало ровное поле, поэтому проходившая здесь крепостная стена возвышалась на земляном валу, созданном трудом многих тысяч смердов. Находившиеся здесь ворота назывались Княжескими, поскольку киевские князья обычно въезжали в город с этой стороны. Тут и дорога была ровнее, и не толпился простой люд, как у Подольских ворот.

«Ежели и пытаться брать Киев приступом, то токмо с этой стороны», – размышлял Добрыня, оглядывая городской вал и бревенчатую стену на нем.

Северный вал Киева был заметно ниже, чем отвесные склоны горы, на которых возвышались южная и восточная стены города.

Неожиданно тяжелые створы Княжеских ворот приоткрылись и по деревянному мосту через ров проскакал одинокий всадник, стрелой вылетевший из города.

Добрыня и его люди замедлили бег своих коней, увидев, что одинокий наездник мчится через зеленое поле прямо к ним.

– Я сын воеводы Блуда, – сказал юный гонец, остановив своего буланого скакуна в трех шагах от Добрыни и его свиты. – Меня зовут Судиша.

На вид гонцу было не более пятнадцати лет.

– Чего тебе надобно, младень? – спросил Добрыня, с любопытством разглядывая курносого веснушчатого боярича, одетого в грубую посконную рубаху и такие же порты. Лишь серебряная витая гривна на шее выдавала знатное происхождение гонца.

– Вы же из рати князя Владимира, так? – Юный гонец сверлил пытливым взглядом дружинников Добрыни.

– Ну, так, – ответил Добровук, отгоняя от себя назойливых мух.

– Передайте воеводе Добрыне, что мой отец желает тайно переведаться с ним, – продолжил Судиша, с трудом удерживая на месте своего горячего жеребца. – Сегодня в полночь мой отец спустится к реке Почайне со стороны Лядских ворот. В устье Крещатика стоит речная мельница. Там-то мой отец и будет ожидать Добрыню. Тамошний мельник является слугой моего отца.

– Скажи своему отцу, младень, что Добрыня приедет на эту встречу, – промолвил Добрыня, переглянувшись с Добровуком. – Токмо Добрыня предпочитает встретиться с воеводой Блудом не на мельнице, а на другом берегу Почайны. Пусть мельник раздобудет челнок для твоего отца, на котором он и переправится через Почайну.

– Как мой отец отыщет Добрыню в темноте да среди зарослей, – забеспокоился Судиша. – На том берегу Почайны стоит чаща непролазная.

– Ориентиром твоему отцу будет горящий факел, – сказал Добрыня. – Ему и на берег-то выходить не придется, переговоры пройдут прямо в лодках.

– Ладно, – кивнул юный боярич. – Я все передам отцу.

Ударив пятками в конские бока, Судиша птицей полетел обратно к городским воротам, ветер трепал его длинные русые волосы.

– Что-то явно замышляет воевода Блуд, – проворчал Добровук. – Я бы не доверял ему.

– Сегодня ночью узнаем, что замышляет Блуд, – отозвался Добрыня, повернув коня к тенистой березовой роще.

Посреди ночи отчаливая в лодке вниз по течению полноводной Почайны, Добрыня заранее догадывался, о чем станет говорить с ним воевода Блуд. На всякий случай Добрыня вооружился мечом и луком со стрелами. С собой он взял четверых крепких гридней, посадив их на весла. Длинный узкий челн, выдолбленный местными рыбаками из цельного букового ствола, легко скользил по речной глади, таинственно поблескивающей во мраке. Время от времени на низкие речные берега и на струящиеся меж ними темные воды падал бледный свет ущербной луны, проглядывающей сквозь разрывы облаков.

Добравшись до небольшого мыса, напротив которого находилось устье речки Крещатик, скрытое ночным мраком, Добрыня причалил к берегу и выскочил из лодки в холодную густую траву, вспугнув пару диких уток. Со стороны Крещатика доносился монотонный шум воды, падающей с гребня плотины.