Владимир Мединский - Стена

— А другие? — живо встрепенулся мальчик. — Гриша? Фриц? И…

Он едва не спросил про Варю, но чего-то вдруг постеснялся, хотя давно понял, что старец и так уже все знает.

— Каждый исполнит все, что должен, — ушел от ответа Савватий, а его светлые глаза наполнились грустью.

— Все умрут?! — похолодел Санька. — Коли так, и я с ними!

— А кто тебя спрашивает? — вновь улыбнулся старец. — Молись за тех, кого любишь, вот тем и поможешь им.

Возле входа стояли двое стрельцов, у одного из которых, как сразу заметил Григорий, была подвязана рука. Разве прежде поставил бы Иван Довотчиков на стражу к самому воеводе раненого бойца? А теперь вот ставит: на стенах нужны те, у кого обе руки работают. Логачевские бездельники из охранных соколов терлись тут же, у воеводской избы, кидали в стенку ножики. Причем все время попадали в один и тот же срез на бревне.

Кроме Шеина в горнице был только Логачев, и Михайло Борисович сам тщательно затворил дверь, едва Григорий с Фрицем вошли.

— Лаврентий, изложи.

— Один пленный поляк рассказывал, будто бы этот француз… или кто он там… в общем, инженер частенько бывает в шатрах, где живут девицы для развлечений.

— Откуда такое известие? — лицо Григория по непонятной причине вдруг окаменело. — Почему я про тот допрос ничего не знаю? Кто переводил?

— А потому, что каждому и не положено все знать, — столь же необъяснимо резко ответил Логачев, блеснув очочками. И продолжал уже спокойнее: — Тот поляк по-русски разумел. Насколько он про все остальное правду говорил, то неведомо, но об этом-то чего ему врать… Только вот нельзя сказать наверняка, в какой именно день инженера к девкам занесет. Вряд ли каждую ночь он там веселится — никакого жалования не хватит. Но! К ляхам три обоза подошли — из-за границы, с продовольствием. Значит, в те шатры вино притащат, завсегдатаи к позорным девкам своим нагрянут. Шатры эти в конце королевского лагеря.

Логачев умолк и сделал шаг назад.

— Есть ли еще силы, чтоб снова в гости сходить? — заговорил Шеин.

— Инжинир чтобы башка отворотить? — больше для порядка уточнил Фриц. Все было и так ясно.

— За прошедший год с лишком более всего мы понесли урона от того инженера, который подземные ходы для ляхов рассчитывал. Теперь еще эти пушки… Одну кулеврину наши ядра здорово повредили, ляхи даже не сумели ее оттащить — вон, так и лежит, рылом зарывшись. И рисковать второй они вряд ли вскоре станут: прежде попробуют рассчитать расстояние, чтоб сама она могла бить — а из наших пушек ее не накрыть было.

— Это отшень трудно, — покачал головой Фриц. — Если будет много расстояний, то не полючается сильный удар ядро, не будет делаться дырка. А ближе мы будем их доставать. Конетшно, нужен Distanzentafel, пушкари на стене их назвать тартальки. Но штобы полючаться, надо отшень точно считать.

— Вот! — усмехнулся Михаил. — То есть, опять же инженерный расчет требуется… В общем, как ни крути, а надо убрать этого то ли француза, то ли англичанина.

— Приходим в польский табор, — сказал Григорий, — находим Луазо, сворачиваем ему башку, уходим. Так?

Воевода вздохнул, заметив, как при этих словах блеснули запавшие глаза Колдырева. Тот заметно обрадовался опасному заданию.

— Мне было б неплохо его живьем заполучить.

— О, йа, йа, этот быль бы лючше! — воскликнул Майер. — Он смошет рассказать про все подкоп, штоб нам знай, какой места под стены есть опасный. И мошет знать еще разний секрет. Да, надо его брать живой!

Предстоящая вылазка его тоже обрадовала. С нее обязательно нужно вернуться живыми, значит, Григорий будет об этом думать. И это, может, главное.

Михаил подошел к друзьям вплотную, положил руки на плечи тому и другому.

— Живой человек — не кусок тряпки, его за пазухой не утащишь… И найти Луазо придется за одну ночь.

— Когда идти прикажешь, Михайло Борисович? — спросил Григорий. — Сегодня?

— А это сами промеж собой решайте, — ответил воевода. — Тут многое от погоды зависит: как ветер, как луна да звезды? Если нынешняя ночь будет слишком ясная…

— Не будет, — заявил Лаврентий. — Облаков нагнало, к вечеру, надо думать, снег пойдет. Ветер слабый, тучи не разгонит. То, что надо…

— Тогда решено, Михайло Борисович, — сказал Колдырев. — Нынче и пойдем. Сашку отыщем, да и будем собираться.

Поклонившись на пороге, они вышли из воеводской избы в сизый от изморози полдень.

На улице не было ни души: люди отсыпались днем — так было теплее. Если с утра хоть немного подтопить, то дневной сон не прервется жестокими судорогами, не придется вылезать из-под одеял и тулупов… Днем не умрешь во сне от холода.

А вечер действительно выдался безлунный и почти безветренный. Небо, еще днем облачное, к закату затянули густые седые тучи. На западе их края ненадолго окрасились бордово-алыми разводами, потом эти цвета растворились в быстро сгущающейся синеве. И сделалось темно.

Друзья давно уже привыкли двигаться вблизи крепости почти на ощупь, да и снег своей белизной отражал всякую каплю света.

— Прежним путем пойдем? — чуть слышно спросил у Григория Санька.

— Да, — ответил Фриц. — Исфестной дорогой.

— Нет, — решительно мотнул головой Колдырев. — Обходным. С той стороны теперь слишком хорошо охраняют. Круг дадим. И к королевскому табору сзади подберемся.

— Как раз к тем шатрам, про кои ты сказывал? — невинным голосом уточнил мальчишка.

— Про шатры — разговор особый. Сперва проверить надобно.

Фриц, слишком хорошо знавший своего друга, разом насторожился.

— Ты думай, што это есть льовушка? — он говорил по-русски, чтобы понимал и Санька.

— Не думаю, нет… — Колдырев говорил шепотом, и это мешало расслышать его интонации, но обоим друзьям показалось, будто он говорит насмешливо. — Просто сомневаюсь…

Поначалу, готовясь к вылазке, решили, как и при похищении польского штандарта, просто переодеться в польские костюмы, но Санька вдруг предложил иное. Снег-то, сказал он, вокруг белый-белый, да и ночь к тому же, почему бы не изготовить еще и белые накидки, чтоб враги не просто приняли лазутчиков за своих, но и вообще на подходе не заметили их?! Колдырев некоторое время оторопело смотрел на мальчишку, потом проникся идеей и хлопнул его по плечу:

— Голова! — восхищенно сказал он. — И как это мы сами не додумались?

— Да, — согласился Фриц. — А я ведь знал, что северные охотники так поступают, когда зимой выслеживают кабанов: белые плащи с капюшонами, лежишь на снегу, и тебя вообще не видно! Но почему-то совершенно не подумал, что и войне можно так же поступать… А ведь зверя обмануть куда труднее, чем человека!

Так и поступили — из белой ткани на скорую руку соорудили себе по накидке до пят и выдвинулись. «Точно ангелы бестелесные», — подумал Санька, когда шел последним. Он не стал рассказывать, что эти хитрые прятательные халаты он не сам придумал — а взял из своего сновидения в ските отшельника. В такой одеже встал перед железным чудищем неведомый Саньке «сонный человек»…