Владимир Мединский - Стена

Природная ловкость помогла Фрицу — он довольно быстро выкарабкался из зловонного болота и, подобрав валявшуюся среди мусора тряпку, кинул ее конец мистеру Лесли:

— Хватайся!

Спустя несколько минут оба благополучно выкарабкались на груды относительно сухого мусора. Лесли, бултыхавшийся в выгребной яме несколько дольше, тут же улегся плашмя, а Майер сперва попытался сколь можно отряхнуться. Но поняв, что эти потуги тщетны, немец вытащил кинжал, разрезал завязки своей кирасы и с наслаждением из нее выбрался. Странно, что доспехи сразу не утянули его на дно ямы.

— Ну, ты там как? — спросил он англичанина. — Вставай, пошли отсюда.

— Зачем, пан? — вновь испугался Лесли. — Пока светло, безопаснее будет оставаться здесь: вдруг нас заметят поляки?

— Пока светло?! — обозлился Фриц. — Да ведь это значит, мы будем торчать среди этой вони целые часы!.. Впрочем, если тебе угодно, оставайся, а я пошел.

— О нет, нет, пан, я с вами! А куда вы…

— К Днепру. Господа поляки проделали для нас в Стене широчайший проход. Посмотрим, есть ли кто у реки, и если нет, спустимся и, прежде всего, отмоемся. А уж там станем решать, что дальше.

— Ох, герр командир, во всей этой вашей авантюре с мытьем меня радует только то, что не придется перебираться через Стену.

Немец рассмеялся:

— А нам-то что? Мы с тобой, оказывается, очень неплохо летаем. Причем, я умею летать дальше тебя.

Сейчас он и сам уже понимал, что с ним произошло. Стреляя в ближайшую пороховую бочку, он стоял на лестнице, ведущей в неглубокий погреб, можно сказать, стоял еще в дверях. Взрывная волна, подхватив, швырнула его в дверной проем, и он, вероятно, упал бы на землю или разбился бы в лепешку о стену ближайшего терема, но тут взорвались все остальные бочки. Новая, в десятки раз более сильная волна, подхватила летящего, подкинула высоко над землей. Будь он еще возле самого подвала, его, скорее всего, разорвало бы в клочья, а так — просто понесло и закинуло в то, пожалуй, единственное место, где оставался шанс упасть и не разбиться.

Покидая крепость, он невольно обернулся и бросил взгляд назад, на павший город. Смоленск был затянут дымом пожаров. Что-то заставило Фрица рискнуть и взбежать вверх на уцелевшую Стену по пологому скосу пролома. Напрасно ныл и причитал оставшийся внизу его спутник.

Со Стены открылась страшная картина. Взрывы пороховых погребов разрушили все постройки в центральной части. Над Соборной горкой возвышались остатки некогда величавых стен Мономахова собора… Рухнувший набок купол уткнулся в землю, но крест, должно быть, не сломался, в лучах солнца он горел золотым огнем.

Впервые в жизни Фриц, повидавший и не такие разрушения, вдруг почувствовал, как сжало горло. Словно увидал захваченным и оскверненным свой родной город…

За пределами крепости поляки им встретились только мертвые. Фриц с помощью Лесли снял наиболее уцелевшую и наименее перепачканную одежду с двоих, подобрал их оружие, и они спустились к самой к реке. Берег был пуст.

Товарищи по несчастью разом с наслаждением окунулись. Лесли умел летать, но не умел плавать, поэтому зашел по пояс и многократно окунался, прямо в воде стаскивая с себя одежду. То же самое сделал и Фриц, но затем он заплыл подальше и плескался на середине реки, ныряя и отфыркиваясь.

«Как мало человеку надо, — мелькнула у него мысль. — У меня погибли все мои близкие, пал город, который стал мне дорог, а я чувствую себя едва ли не счастливым от того, что всего-навсего смыл с себя дерьмо!»

Отплыв немного вниз по течению, он вдруг услыхал плач. В кустах кто-то горько, неудержимо рыдал. Фрица неудержимо повлекло туда, на берег.

Хрупкая фигурка, поднявшаяся ему навстречу, никак не могла внушить опасений, несмотря на нож, зажатый в тонкой девичьей руке. Девушка занесла его над головой и вдруг ахнула:

— Фриц?!

— Наташа!

Уже обняв ее, смеющуюся и плачущую, он вдруг понял, что вылез из воды совершенно голым…

«Но не лучше же было бы, если б я был в том, в чем пришел к реке!» — нашел он резонное утешение.

А Наталье, кажется, было все равно. Она засматривалась снизу вверх в его лицо, гладила солеными от слез ладошками его щеки и губы и снова рыдала, плакала и смеялась.

— Я думала, ты убит! Думала… все погибли. А я на Стене была. Когда ее по другую сторону взорвали, с востока немцы так и полезли, так и полезли. Я раненым помогала, но потом всех убили, и ляхи с другой стороны тоже в город вошли. А я под трупами схоронилась — на меня упали двое — ихний один и наш… Потом спустилась сюда и… сижу вот… А ты… ты… Как ты жив-то?

— Не потому, что струсиль. Я тоже билься до самый конец.

Деликатно покашливая, к ним подошел Лесли, успевший одеться, и протянул Фрицу одежду жолнера.

— Сэр! То есть, пан. То есть герр. Вы немного странно выглядите в обществе дамы. Может быть, оденетесь?

Наташа поняла польскую речь и, обернув к англичанину мокрое от слез и сияющее от счастья личико, отрезала:

— Ишь, застеснялся, бусурман! Я голых мужиков знаешь, сколь навидалась! Раны, они у людей в разных местах бывают…

И снова, еще сильнее прижалась к Фрицу.

Они сидели втроем возле сложенного на берегу костра, жарили на прутьях ломтики конины, и Наташа, не смея дышать, слушала рассказ своего любимого об его сказочном спасении. Правда, Фриц, замявшись, рассказал девушке, как упал в кучу тряпья и гнилой соломы, вот и понадобилось срочно отмываться.

Несколько жолнеров, проходя мимо, поприветствовали сидящую у огня троицу. Узнать их они вряд ли могли: Лесли для безопасности обвязал голову тряпкой, будто был ранен. Фриц кинжалом как мог — сбрил бороду. Да и не помнил его никто — за прошедшие месяцы в армии Сигизмунда почти не осталось тех, кто пришел сюда в сентябре тысяча шестьсот девятого года.

— Эй, солдат! Где раздобыл такую красотку? — спросил один из жолнеров. — Мы вот так и не нашли. Почти все бабы перебиты, а кто уцелел, все достались офицерам. Не поделишься?

— Надо было идти на приступ в первых рядах! — отрезал Фриц. — Как мы — пехота Вейера. А на мою московитку не пялься — уши отрежу.

— Ладно-ладно, немец, не пугай. Развлекайся на здоровье!

И они ушли.

— Куда же мы теперь? — спросила Наташа, опуская голову на плечо Фрица.

— Подумаем, — ответил Майер. — В любой случай, надо кое-што узнай. После того, как Господь спасаль меня таким… О, я забываль, как будет «Wunder»?

— Чудо. Да?

— Да, да! После этого спасения я не могу верить, что все погибаль. Гриша… Гриша, думаю, не мог спасаться… но вдруг? А Алекс? Я хочу знать, что с воеводой. Словом, когда станет темно, чтоб уж точно никто не узнал, пойду в город. А ты с господином инженером подождешь меня тут, на берегу. Не бойся его, он не опасен.