Наталья Павлищева - Царь Грозный

Вывод о первом был неутешителен. Курбскому нравились вольности для себя, но совсем не нравилось тоже самое для других, тем паче для жены! Ему и в голову не приходило, что женщина может быть равна мужчине, а уж с кем-то обниматься?!. Сколько ни размышлял, ничего, кроме как увезти беспутную жену в Ковель и там запереть, не придумал.

Мысли о Москве и Юрьеве князь старательно гнал. Слишком явным было его предательство по отношению к троим – матери, давшей ему жизнь, его крови и плоти – сыну, и жене, давшей жизнь этому мальчику. О том, что случилось с ними, можно и не гадать, в Московии никто не отменял обычая казнить родственников изменника. Только раз за все время ему приснилась мать, она стояла, укоризненно глядя на сбежавшего сына, но стоило ему сделать шаг, как видение исчезло. Князь ходил в церковь, молил о прощении, ставил свечи, только не знал, как поминать, как живых или уже мертвых…

Заснул Курбский только с третьими петухами, но проснулся, как привык – рано утром. В замке было тихо. Поленья в камине давно прогорели, от двери тянуло холодом и сыростью. Но воеводе не пристало жаловаться на погоду, ему мешает лишь непролазная грязь из-за дождей или оттепель во время наступления. Князь поднялся, быстро оделся и вдруг направился в покои супруги. Нужно поговорить с ней сейчас, пока не проснулась толпа вчерашних гостей.

Дверь в опочивальню княгини была заперта, Курбский постарался идти шумно, с тоской поняв, что надеется таким способом спугнуть любовника, если тот в постели у его супруги! Осознав это, он разозлился окончательно.

Княгиня была одна, девка, открывшая наконец дверь, ойкнула и метнулась вон, видно, злость князя была написана на лице. Глядя на зарывшуюся в кружева постели жену, Курбский закипал все сильнее.

– Княгиня Мария Юрьевна! Объяви своим гостям, что мы сегодня же отъезжаем в Ковель!

Красавицу гнев мужа нимало не смутил. Она сладко потянулась и капризным тоном объявила:

– Ну вот еще! Князь, ты вчера был невыносим! Не выйти к гостям, не приветствовать их… Я сказала, что ты болен…

– Гостей в дом имеет право приводить муж, а не жена! – Голос Курбского даже захрипел. Пани Мария широко распахнула глаза. Ого! А он еще и ревнует?! Это неплохо бы, с одной стороны, но с другой – гнев мужа обещал немало неприятностей в будущем. Не поторопилась ли она связать свою судьбу с этим русским красавцем?

– Фу, какой ты московский медведь!.. – надула губки княгиня. Она все еще мнила себя молоденькой девушкой, был у Марии Юрьевны такой грех. Это сознание помогло красавице пережить двух мужей, вполне успешно наставляя рога обоим. Ее двоюродная сестра вообще сбежала от супруга с любовником, прихватив немалые капиталы, а когда беглянку все же вернули в лоно семьи, попросту напоила неудачника-мужа отравой. Нет, конечно, Мария Юрьевна не собиралась делать то же со своим московитом, но если тот будет и дальше продолжать вести себя дико, то найдет на медведя управу! Она не московская сиделица! Говорят, в Московии женщина и рта раскрыть не смеет, а уж из дома куда выйти без супруга и подавно…

Размышляя о бедных московских женах, княгиня даже забыла, что перед ней стоит разгневанный супруг и сверкает глазами. Когда наконец увидела эти глаза, то пришла в восторг, такого блеска она давненько ни у кого не видела!

– Ах, Андрей, как ты хорош! – Руки красавицы, выскользнувшие из рукавов (дорогую сорочку привезли из Кракова), протянулись к мужу. Другой бы бросился в объятия и покрыл эти руки поцелуями. Сначала руки, потом плечи, потом шею, потом грудь, потом все ниже и ниже… Но мечты женщины остались неосуществленными. Фыркнув, князь круто развернулся и выбежал вон. Вслед ему несся вздох:

– Медведь…

Но уезжать Мария Юрьевна никуда не собиралась, пусть себе князь кричит и даже топает ногами, она в своем замке и привыкла быть себе хозяйкой!

Курбский, убедившись, что строптивая супруга не намерена выполнять его повеление, снова ворвался в ее покои. После бурной ссоры, первой из огромного количества в их совместной жизни, когда княгиня открыто заявила, что сама себе хозяйка, потому как живет в своих владениях, Андрей Михайлович вдруг, злорадно усмехнувшись, шагнул к тайнику в стене. Он хорошо знал, что за ковром спрятаны документы на владения супруги. Мария Юрьевна бросилась наперерез, но отлетела на кровать, отброшенная твердой рукой мужа. Конечно, князь выше ростом и сильнее, потому смог выйти из покоев, унеся в поднятой руке грамоты, подтверждающие владение имением.

Княгиня в бессильной ярости колотила кулачками по постели, этот дикий московит испортит ей жизнь! Князь Курбский, или как он сам себя называл, Ковельский, не желал слушать никаких возражений супруги. Они все же уехали в Ковель в тот день. Шляхтичи, поняв, что князь не одобряет поведение жены, постарались не попадаться ему на глаза. Но о Курбском пошла молва, как о ревнивце, которому пани Мария скоро наставит развесистые рога! И не таких обламывала… Останься супруги в Минске, или Вильно, или еще где, за княгиней Марией нарочно приударили бы многие, но Курбский увез жену в Ковельское владение, где чувствовал себя полновластным хозяином.

Мария Юрьевна хандрила, жизнь с князем Курбским оказалась совсем не такой, какой представлялась. Связывая свою судьбу с русским князем, вдова думала только о его красоте, его богатстве и его близости к королю. С Сигизмундом отношения у Курбского быстро испортились, потому что князь не желал воевать в рядах остальной шляхты, без конца требуя себе привилегий, а король не желал идти на поводу у своего нового советчика.

Но князь просчитался, жена и в Ковеле принялась вести себя, как привыкла ранее. В имении сразу появились ее воздыхатели, выгнать которых никак не удавалось. Княгиня Мария умела довольно ловко наставлять рога супругу, не будучи пойманной, ведь Курбскому приходилось воевать, а значит, уезжать надолго.

Князя, к радости его жены, снова нет в имении, на сей раз княгиню Марию «выручил» король Сигизмунд. Король вызвал своего советчика по московским делам, но не из-за того, что сам что-то не может решить, а потому, что против него выступил ни много ни мало сенат. Правительство вдруг осознало, что Сигизмунд никак не мог самовольно отдать еще и Кревское владение новому фавориту, потому как землями в Литве не распоряжался. Король доказывал, что князь получил его по весьма важным причинам. Теперь предстояло убедить в важности услуг Курбского и сенат.

Сам князь возмущался как только мог, получалось, что король сам ничего не может? Зачем ему тогда такой король? Сигизмунд-Август очень старался доказать, что Курбский зимой 1565 года в походе на Полоцк и Великие Луки был очень полезен Польскому королевству и Великому княжеству Литовскому. Его грамота гласила, что он служил доблестно, верно и мужественно. Согласятся ли с этим сенаторы? Курбского уже слишком многие не любят, считая выскочкой и грубияном.