Наталья Павлищева - Царь Грозный

Князь Курбский, обвиняя Ивана Васильевича в самоуправстве, занимался тем же, только в малых владениях! И от него народ вдруг побежал так же споро, как и от московского царя.

Возмущенный литовский сенат вспомнил, что по закону король не имел права дарить Ковель в вотчинное владение. По требованию сенаторов король объявил, что Ковель – владение ленное, то есть Курбским попросту только управляется. Увидев такой указ Сигизмунда, князь буквально задохнулся от возмущения! Его, потомка Владимира Мономаха, поставили в один ряд с другими подданными?!

Сообщивший об указе шляхтич покачал головой: как глуп этот русский князь! Кто в Литве станет считаться с потомком русского рода, если тот не считается с литовскими законами?

Ну и про женитьбу немало злословили. Курбский зубами скрипел, но что мог поделать? Пусть новая жена князя княгиня Мария Юрьевна, урожденная Голшанская, дважды вдова сорока лет, но она принесла мужу помимо богатства родство с могущественными литовскими родами – Сапегами, Сангушками, Збаражскими…

Жена очень досаждала князю Курбскому. Мало того, что княгиня Мария не отличалась спокойным нравом, она еще и не считала себя обязанной быть мужу верной! Сам Андрей Михайлович, с давних лет впитавший Сильвестровы законы Домостроя, за голову схватился, когда понял, на ком женат.

Впервые он увидел сорокалетнюю дважды вдову на коленях перед образами. Смиренно склоненная голова, губы, истово шепчущие молитву, руки, прижимавшие к пышной груди Евангелие в позолоченной оправе, произвели на князя сильное впечатление. Неужто среди вольных литовских женщин ему встретилась та, которая так искренне верует? Когда же Курбскому рассказали, что красавица Мария Юрьевна постоянно носит при себе ковчежец с иконами в золотых и серебряных окладах и мощами, приобретенными в самом Иерусалиме у тамошнего патриарха за огромные деньги, он едва не прослезился.

Кроме того, Мария Юрьевна была хороша собой и достаточно умна, чтобы вести беседы с кем угодно и о чем угодно. Сыновья у нее уже взрослые, матери мешать устраивать свое счастье не станут…

Княгине тоже глянулся русский красавец, которого привечал польский король Сигизмунд. Курбский высок ростом, с красивыми, хотя и резкими чертами лица. Он быстро выучил литовский, а польский знал и без того, начитан, умен… Говорили, что князь хороший полководец, хотя это княгиню интересовало уже гораздо меньше. Зато король пожаловал нового подданного за службу богатыми владениями. Мария Юрьевна решила отдать свою руку русскому князю. Она морщилась, когда слышала, что князя называют изменником. Эти московиты попросту глупы! Человек должен жить там, где ему лучше, причем здесь место его рождения.

Курбский радовался разумности княгини Марии. Чего еще может желать человек, если у него красивая и умная жена, богатые владения, здоровья и ума достаточно?

Минский воевода Николай Сапега посмеялся:

– Ох, князь Андрей, не сносить тебе головы от пани Марии! Не так она смиренна, как ты мыслишь…

Курбский недоуменно посмотрел на воеводу: почему вообще надо беспокоиться о жене? Ее место в дому, ее дело ждать мужа из похода, блюсти честь, заниматься хозяйством, а если и выходить куда без супруга, так только в церковь…

Как же он ошибался! Приученный к Сильвестровым законам, прописанным в Домострое, Курбский даже не подумал о том, что в Литве и Польше женщины такового и не читали. Княгиня на второй же день уехала одна в имение князя Збаражского, даже не сообщив об этом мужу.

Князь с утра был занят делами на выезде, а потому обнаружил отсутствие дражайшей супруги только к обеду, когда та не вышла за стол. На его тревожный вопрос: «А где княгиня? Не занедужила ли?» дворецкий как-то странно хмыкнул и пожал плечами:

– Нет, князь, уехала к Збаражским.

– Куда?! – изумился Курбский.

– К родственникам своим, Збаражским… – Что-то во взгляде слуги было такое, от чего хотелось ударить его наотмашь, но Курбский сдержался.

– Одна?

– С Анусей.

Князь не понимал, как возможно уехать к дальним родственникам только со служанкой без разрешения мужа?! Но он уже понял другое: если будет задавать вопросы дальше, то станет посмешищем перед слугами. Видно, во владениях самой княгини это принято, чтобы хозяйка разъезжала вот так вольно.

Андрей Михайлович решил поговорить с супругой по ее возвращении и напомнить, что она отныне замужняя женщина и не должна вести себя вольно.

Шел час за часом, а Марии Юрьевны все не было. Курбский начал уже беспокоиться, но слуги только лениво зевали, из чего князь еще раз сделал вывод, что такое поведение хозяйки для них привычно. Постепенно его охватывала злость, если Мария Юрьевна и дальше станет вести себя вот так, то каково же будет ему?! И Курбский решил завтра же перевезти свою красавицу в Ковель, там он быстрее отучит княгиню от вольностей и внушит надлежащее для супруги отношение и к мужу, и к супружеским обязанностям!

Княгиня приехала, когда в небе уже вовсю сияли крупные звезды, а большинство слуг улеглись спать. Курбский не спал, он сидел, мрачно глядя на огонь, пляшущий в камине, и размышлял над своей неудавшейся жизнью. Прислуга забегала, раздувая огонь в других каминах, зажигая свечи и торопливо накрывая на стол, потому как Мария Юрьевна явилась не одна. С ней прибыла веселая компания из молодых Збаражских и двух шляхтичей, гостивших у князя в имении. Женский смех, мужские голоса возмутили Курбского до глубины души, он поднялся было, чтобы указать на дверь нежданным гостям, но, только шагнув на порог большого зала, где собирались ужинать прибывшие, увидел… свою жену в объятьях Николая Сапеги! Уязвленный муж замер, не зная даже, что сказать, а милующаяся парочка уже опомнилась, княгиня рассмеялась:

– Князь Андрей, я проспорила воеводе поцелуй! Он твердил, что ты ждешь нас, а я думала, что ты давно спишь… – Мария Юрьевна кокетливо улыбнулась и развела руками: – Ты виновен, князь, что я проспорила!

После этого выговаривать при всех за непотребное поведение жене было по меньшей мере нелепо, князь Андрей фыркнул и удалился. Вслед раздался смешок супруги и звук протяжного поцелуя.

Курбский метался по своей опочивальне, кусая губы. Что делать?! Выгнать вон неверную жену? Но та в своем замке. Уехать самому, оставив ее здесь, чтобы почувствовала позор? А если не почувствует? Напротив, станут смеяться над ним.

Из залы долго раздавались смех и веселые вскрики. Курбский улегся спать, плотно закрыв дверь в свою опочивальню. Откуда-то выползла мысль, что ни в Юрьеве, ни в Москве вот такого быть не могло, там женщины знают свое место. Оно на шаг позади мужа! Заснуть быстро не удалось, князь сначала принялся вспоминать все, что знал о литовских вольностях, а потом московское житье-бытье.