Уилбур Смит - Ассегай

— «Соленый хрен»? — заулыбался фон Мирбах. — Объясни.

— Это они так стоят: одна нога в Лондоне, вторая — в Кейптауне, а хрен в Атлантике болтается.

Шутка пришлась графу по вкусу — он от души рассмеялся.

— Sout Piel! Мне нравится. Ja! Верно подмечено. — Отсмеявшись, он помолчал, потом вернулся к прежней теме: — Значит, британцы тебе не нравятся? Ты ведь дрался с ними на войне, так?

Хенни ответил не сразу — вопрос был не из простых, да и участок дороги попался не самый ровный.

— Война закончилась, — осторожно ответил он наконец, прикрывшись бесстрастным тоном.

— Ja, закончилась. Но война ведь была плохая, несправедливая. Англичане сжигали ваши фермы, убивали скот. — Хенни промолчал, однако на лицо его как будто набежала тень. — Женщин и детей отправляли в лагеря. И многие там умирали.

— Верно, — прошептал Хенни, — умирали многие.

— И что теперь? Страна разорена, детей кормить нечем, а твой народ превратили в рабов, nein? Ты ведь поэтому остался? Чтобы воспоминания не мучили?

На глаза навернулись слезы, и Хенни вытер их мозолистым пальцем.

— Ты под чьей командой воевал?

Впервые за время пути Хенни посмотрел немцу в глаза.

— Я не говорил, что воевал.

— Подожди, попробую угадать. Может быть, со Смэтсом?

Хенни покачал головой и поморщился.

— Янни Смэтс предал свой народ. Они с Луисом Бота перешли к «хаки». Продались британцам.

— Ага! — воскликнул граф с видом человека, уже знающего ответ. — Ну конечно. Ты ненавидишь Смэтса и Боту. Тогда все понятно. Ты был с Коосом Делареем. — Ответа не последовало, да немец его и не ждал. — А скажи-ка мне, Дюран, что за человек он был генерал Коос Деларей? Говорят, он один стоил больше Боты и Смэтса, вместе взятых. Это правда?

— Да, человек был необыкновенный, — сказан Хенни, не сводя глаз с дороги. — Для нас все равно что Бог.

— А если бы снова началась война, ты пошел бы за Делареем?

— За ним — куда угодно, хоть к воротам ада.

— А другие, твои товарищи, они бы пошли?

— Пошли бы. Мы все бы пошли.

— Не хочешь встретиться с Делареем? Поздороваться? Пожать руку?

— Невозможно, — пробормотал, качая головой, Хенни.

— Со мной возможно все. Я умею устраивать так, что и самое невозможное случается. Только ничего никому не говори. Даже своему боссу, Sout Piel, который тебе нравится. Это между нами. И запомни, когда-нибудь я еще сведу тебя с генералом Делареем.

Сидевшая между двумя мужчинами Ева скучала и вообще, похоже, чувствовала себя лишней. Мужчины беседовали о чем-то своем да еще и на чужом языке. Отто фон Мирбах знал, что из иностранных Ева говорит только на французском.

Для заправки «Бабочки» Леон воспользовался одним из пятидесятигаллоновых бочонков, доставленных Густавом из Найроби на грузовике. Для Маниоро и Лойкота тоже нашлось занятие: Леон отправил их на ближайший холм — собрать последние новости из окрестных деревень. Пару раз он отрывался от работы и слушал долетающие с далеких холмов пронзительные голоса. Общаясь между собой, чунгаджи пользовались чем-то вроде вербальной скорописи, и он даже различал отдельные слова, но уловить смысл всего обмена не мог.

Залив горючее во все четыре бака аэроплана, он мыл руки возле своей палатки, когда оба масаи спустились наконец в лагерь. Новостей было немало, но лишь немногие представляли интерес для Леона. Первая касалась Лусимы, собиравшей в следующее полнолуние совет старейшин племен на горе Лонсоньо. Такое собрание было традиционным для этого времени года событием, которое всегда начиналось с принесения в жертву предкам белой коровы. Масаи верили, что от соблюдения ритуалов зависит благополучие всех племен.

Еще говорили о недавнем набеге на одну из деревень разбойников-нанди. Они увели с собой тридцать шесть голов племенного скота, и морани нагнали их на берегу реки Тишими. Всех животных вернули, тела похитителей бросили в воду. Следов не осталось — об этом позаботились крокодилы. Местные власти ведут расследование в Наросура, только шансов найти мстителей мало — настрадавшиеся от набегов местные жители разом потеряли память. Никто ничего не знает — ни об угнанном скоте, ни об исчезнувших нанди.

Откуда-то из-под Кикорока в долину пришли четыре льва, все молодые самцы. Из родного прайда их, похоже, выгнал вожак, не стерпевший появления претендентов на его самок. Две ночи назад эта четверка задрала шестерых телят неподалеку от горы Лонсоньо. Старейшины деревушки Сонджо призвали на помощь морани. Воины уже собрались и готовы преподать львам хороший урок.

Последняя новость пришла как нельзя кстати. Граф Отто выразил желание понаблюдать за церемониальной охотой, и теперь у Леона появлялась возможность удовлетворить его требование. Дав Маниоро сто шиллингов, он направил его к тамошнему вождю с просьбой разрешить присутствие на охоте нескольких зрителей-вазунгу.

К тому времени когда граф вернулся в лагерь на «воксхолле» Хенни, Леон оседлал лошадей и подготовил мулов и запас провизии для путешествия в Сонджо.

Мирбах поделился радостным известием с Евой.

— Быстрее собирайся! Переоденемся и сразу выступим. Не хочу пропускать такое событие.

Лошади шли легким галопом, так что до наступления темноты успели покрыть почти двадцать миль. Костер разводить не стали и, наскоро перекусив, устроились на ночь по-походному, на земле. Путь продолжили рано утром, поднявшись еще до света.

К Сонджо подъехали около полудня следующего дня. Со стороны деревни доносились пение и ритмичный бой барабанов. У дороги, поджидая гостей, сидел на корточках Маниоро.

— Все устроено, М'бого, — сказал он, поднимаясь. — Вождь согласился задержать охоту до вашего приезда. Но надо поторопиться. Морани не терпится выступить поскорее. Каждый горит желанием окунуть копье в кровь и прославить свое имя. Вождь не может долго держать их на поводке.

Воины уже собрались в центре загона, отряд из самых лучших, специально отобранных старейшинами, храбрейших из храбрых. Пятьдесят молодых, сильных парней в красных кожаных юбках, украшенных костяными бусами и раковинами-каури. Натертые жиром и красной охрой, обнаженные торсы блестели на солнце. Волосы заплетены в косички и уложены в сложные прически. Подтянутые, длинноногие, мускулистые, грациозные, со строгими, ястребиными чертами и ясными, горящими нетерпением глазами.

Они стояли шеренгой, плечом к плечу, поглядывая на командира, старшего морани, опытного воина с пятью львиными хвостами на юбке — по одному на каждого убитого им лично нанди. Еще одним доказательством доблести служил головной убор из шкуры черногривого льва, которого морани одолел в одиночку, с одним лишь ассегаем. На шее у него висел свисток из рога горного тростникового козла.