Елена Долгова - Камень ацтеков

— Том, ты еще держишься, Том?

— Держусь, мистер Баррет. Бревно раскрошилось. Я чуть передохнул и взял обломок. Торопитесь, сейчас начнется самое плохое.

— Тут не хватает Кида. Эй, доктор! Ланцетник!

На крик никто не ответил.

— Генри Кид!!!

Баррет кричал и звал, он сорвал голос до сиплого шепота.

— Вы зря надсаживаетесь, хозяин, — серьезно отозвался черный Раймонд. — У моего народа свое знание и свои приметы. Поверьте мне, мистер Кид не вернется.

— Молчи, собака.

Голая спина Смока, вся в буграх мускулов, изогнулась, Баррету на миг показалось, что он слышит треск ломающегося позвоночника, но это крошилось всего лишь дерево.

— Все, ей-богу, больше не могу…

— Вы, на каноэ — отчаливайте. Том, подержись минуту. Мы уйдем вместе.

Баррет обыскал пустые каюты, потом пинком распахнул дверцу трюма. Там, внутри, в кромешной темноте, воняло подмоченным провиантом и крысиной мочой. Мокрый, весь взъерошенный грызун метнулся из-под ног. Другое существо — покрепче и побольше — прижалось к ступням Баррета.

— Саундер?!

Питер поднял щенка и, несмотря на то, что животное оказалось крупноватым для этого, сунул пса за пазуху. Фонарь едва разгонял мрак, грязная вода плескалась под ногами.

— Генри Кид!

Баррет рвался вперед — путь ему преградило скопище бочек, бочонков, ящиков, посуды, гнилых плодов, треснувших по швам мешков с мукой. Потянуло пролитым ликером.

— Чертов мерзавец, где ты, друг мой костоправ…

Прямо на спину Баррета рухнул небольшой шкафчик — англичанин развернулся и отшвырнул тонкие доски ногой. Ракурс, под которым он рассматривал помещение, изменился. Дверь в камеру Брасье оказалась совсем рядом.

— Бог мой, в суматохе мы забыли про Ролана.

Вода доходила до пояса.

Питер нашел ключ, вставил его в замок и повернул. Раздался короткий треск, и ушко ключа осталось у Баррета в руке. Отломившийся стержень безнадежно заклинил замок.

— Вот подлец Ролан, он и тут втягивает меня в беду…

Часть груза в трюме уже болталась в воде. Более тяжелое оказалось на полу, под слоем мутной жижи. Баррет устроил фонарь повыше, набрал в легкие воздуху и погрузился в воду, беспорядочно шаря ладонями по доскам. Длинное, угловатое коснулось руки — Баррет выпрямился и засмеялся хриплым хохотом одержимого.

Перед ним, целый, невредимый, холодно-совершенный, оказался нефритовый топор Теночтитлана.

— А я и забыл, что, убегая из Новой Гранады, прихватил эту штуку с собой.

Под ударом топора упрямое железо замка отделилось от дерева и булькнуло, утонув в грязной жиже.

— Ролан!

Баррет ворвался в тесное помещение. Тусклый свет фонаря заметался по стенам. Сначала ему показалось, что Брасье исчез — но первое впечатление оказалось неверным.

Бывший лейтенант, бледный до синевы, стоял в углу. Видимо, он находился в обмороке, но, даже потеряв сознание, умудрился остаться на ногах. Вода доходила пленнику до груди.

— Очнись, идиот, — грубо сказал Баррет. — Я пришел на выручку, как будто ты этого стоишь.

Он ударил Брасье по щеке. Карие глаза француза медленно открылись.

— Господи, это вы…

— Да, это я. Стой спокойно, приложи ладони к стене, я освобожу тебе руки.

Лезвие нефритового топора хрустело. Цепь подалась с третьего удара.

— Кажется, мне всучили железо низкого качества.

— Снимите заодно и браслеты.

— Не могу, для этого понадобится кузнечный инструмент.

— А ноги?

— Возьми топор, вылезешь на палубу — и там руби цепь. Только торопись, вода прибывает.

— Мне с таким плечом не выплыть.

— Я сделал для тебя все, что мог, если настоящий Бог тебя простил, ты выплывешь.

Баррет забрал фонарь и, придерживая щенка за пазухой, бросился наверх. Вода доходила уже до плеч. Он вскарабкался по перекошенному трапу и, ушибая бока, кое-как протиснулся на палубу.

— Смок! Спасибо, брат. Сейчас столкнем на воду пустую бочку — держись за нее и за меня. Бросай работу, корабль наверняка потонет.

Баррет сказал это и замолчал на полуслове. Там, где он оставил здоровяка-матроса, темнело месиво искореженного дерева. Матрос исчез под грудой досок, такелажа и парусов. Единственное, что успел заметить Питер, была рука — широкая кисть Смока, вся в застарелых и новых ссадинах. Она, высунувшись из-под мусора, лежала, бессильно и мертво раскрывшись. Люггер медленно и величественно прямо под ногами у капитана раскалывался пополам. Узкая трещина расширилась. Кормовой фонарь освещал бурление воды в неровном разломе.

Баррет проверил сумку на поясе — кружка и карта оказались на месте. Потом он аккуратно поставил свой маленький фонарь на сухое место, бросил слишком тяжелое ружье и, добравшись до борта, прыгнул в клокочущую воду.

Волны окатили англичанина и захлестнули с головой. Он плыл наугад, даже не зная, приближается ли к берегу или отдаляется от него. Свист ветра и грохот воды заглушали любые звуки. Пару раз сквозь эту бешеную какофонию прорвались частые и тревожные удары судового колокола.

«Кто же все-таки остался на «Синем Цветке»?» Баррет нырнул, чтобы уйти от пенистого вала, и снова выплыл на поверхность глотнуть воздуха. В разрыв темной тучи игольно-острым блеском мерцали высокие звезды. Люггера не было — его изуродованные обломки уже канули на дно, и Баррет понял все — звонили на «Святом Фоме» испанцы.

«Собаки, да вы сейчас сами не в лучшем положении».

Шторм, видимо, не входил в планы ловцов. Барк швырнуло на те же самые рифы, возле которых только что погибал «Синий цветок». В ночи тревожно вспыхивали фонари. Кто-то завопил на кастильском так громко, что на короткие мгновения перекрыл звуки шторма.

Баррет сориентировался по огням чужого корабля и быстро, как только мог, поплыл к берегу.

«Наши парни успеют прийти в себя и организуют отпор на суше, мы еще можем выиграть бой. Если барк уцелеет, но лишится большей части команды, можно попытаться захватить его, как только шторм пройдет. Если «Фома» утонет (а на это похоже), нам остается только или отомстить, или подороже продать свою шкуру. И в любом случае драка неизбежна».

Внезапная слабость охватила Питера, сапоги и верхнюю одежду он сбросил еще на судне, но мокрая сумка тянула на дно. Просветы в тучах сомкнулись, звезды скрылись, волны захлестывали с головой, вынуждая пробиваться наверх, чтобы набрать в легкие воздух. Что-то маленькое, скользкое, живое коснулось его лица.

Это был щенок Саундер, он, быстро перебирая лапками, плыл рядом, пытаясь подставить тонущему Питеру тонкую шею.

«Как странно, — подумал Баррет со странной отрешенностью. — Такая преданность, будь она свойством человека, считалась бы подвигом, но на нее оказалась способной обычная собака».