Филип Пулман - Тень «Полярной звезды»

Нет, миллиона он не получил бы. Беллман знает все; иначе он не стал бы избивать человека столь жестоко. Лорд Уитхем чувствовал себя так, словно он продал свою душу и тут же осознал (чтобы размышлять об этом остаток вечной жизни), что получил за это не больше щепотки пепла.

Беллман разложил на столе документы. Лорд Уитхем постарался изобразить на своем красивом слабовольном лице заинтересованность и наклонился вперед, стараясь слушать пояснения Беллмана.

Последняя мелодрама Джима, «Вампир из Лаймхауса», вернулась из театра «Лицеум» с коротеньким письмом, подписанным неким Бремом Стокером, директором театра.

— Как вы думаете, мистер Вебстер? — спросил он. — Понравилась ему пьеса, или он считает ее кучей дерьма?

Вебстер Гарланд взял письмо и прочитал его вслух:

«Дорогой мистер Тейлор, я благодарен Вам за предоставленную возможность ознакомиться с Вашим фарсом „Вампир из Лаймхауса“. К сожалению, программа театра на ближайшие два года заполнена, поэтому вопрос о постановке Вашей пьесы рассмотреть мы не можем. Тем не менее, я считаю, что в ней много жизни и несомненного веселья, хотя тема вампиров, по моему суждению, уже отыграна. Искренне Ваш…» И т. д.

— Право, не знаю, Джим. Во всяком случае, он не поленился написать тебе…

— Может, мне следует поехать и прочитать ему пьесу вслух? Наверно, он пропустил половину от личных кусков.

— Это та пьеса, про кровожадного владельца склада и баржу с горой трупов?

— Ну да. А он назвал ее фарсом. Да это же кровавая трагедия, вот что это такое! Фарс, пошел он в зад…

— Именно кровавая, то самое слово, — сказал Фред. — Она у тебя вся пропитана кровью, от начала и до финала. Это не пьеса, а кровяная колбаса.

— Смейся, смейся, приятель, — мрачно провор чал Джим. — Я еще сделаю себе карьеру. Мое имя будет сиять на всех афишах.

— Черта с два с этой пьесой можно чего-то добиться, — сказал Фредерик.

Утром в среду работа в магазине кипела. Мистер Блейн, заведующий, его помощник Уилфред обслуживали посетителей, которые желали приобрести химикалии, либо камеры, либо штативы, а элегантная мисс Реншо, за другим прилавком, записывала желающих сняться на портрет или как-то еще. Кроме них в штат входил Артур Потс, жизнерадостный мужчина средних лет, который заряжал камеры, приводил в порядок студию, присматривал за оборудованием, когда хозяева отсутствовали, проявлял и печатал снимки, а также помогал Фредерику мастерить все, чего нельзя было приобрести; еще служил у них туповатый парень, почти ровесник Джима, по имени Герберт. Они наняли его, чтобы был на подхвате, и вскоре вынуждены были признать, что он безнадежен, — медлительный, забывчивый, неуклюжий. Но это была добрейшая душа на свете, и ни у Фредерика, ни у Салли, ни у Вебстера не хватало духу избавиться от него.

Фредерик стоял в глубине чистенького, процветающего магазина, уже приобретавшего известность своим деловым духом и постоянно крепнувшей репутацией, прекрасно оборудованной студией, а также исполнительностью и оптимизмом, — стоял и вспоминал тот день, когда впервые появилась Салли: робкая, напряженная и глубоко несчастная. Фредерик был в самом разгаре шумных ссор с сестрой; место для магазина было выбрано неудачно, половина полок пустовала, с каждым днем крах становился все более неотвратимым. Однако благодаря нескольким сериям стереоскопических фотографий, которые стали прекрасно распродаваться, они все же еще удерживались на плаву; когда же Салли получила возможность вложить в дело свои деньги, начался расцвет. От стереографии они отказались — теперь на рынке котировались cartes-de-visite (портреты-миниатюры). Однако им уже не хватало места. Скоро придется расширять помещение или даже открыть филиал.

Фредерик сунул руку в кармашек для часов, чертыхнулся, вспомнив, что они все еще у Макиннона, и взглянул на часы над прилавком. Он не то чтобы ждал, но все же надеялся, что придет Салли; у него было предчувствие, что она затевает нечто чрезвычайное, о чем не сказала ему, и это его беспокоило.

Заведующий магазином, стоя за прилавком, выписывал заказ на фотографическую бумагу. Фредерик подошел к нему.

— Мистер Блейн, — сказал он, — мисс Локхарт сегодня не заходила?

— Увы, нет, мистер Гарланд, — ответил мистер Блейн уныло. — Я хотел поговорить с ней… было бы очень желательно нанять помощника, ну, вроде клерка. Боюсь, что наш друг Герберт не слишком склонен к выполнению своих обязанностей, а все остальные уже и так полностью заняты. Что вы думаете на сей счет?

— Хорошая мысль. Но где мы устроим этого клерка? В комнату, где все наши досье, уже и кошку не просунешь. Хотя одну-то, пожалуй, как-нибудь еще можно бы втиснуть, освежевав предварительно, если, конечно, она дастся. Понадобится письменный стол. И пишущая машинка — теперь все ею пользуются.

— Да… Похоже, мистер Гарланд, потребуется расширить помещение.

— Забавно. Я как раз думал об этом минуту тому назад. Но сейчас мне нужно уйти. Если мисс Локхарт придет, поговорите с ней об этом. И передайте ей привет от меня.

Он зашел к себе, надел пальто и успел на ближайший поезд до Стритхема.

Нелли Бад кормила своих кошек. Каждая из них, объясняла она Фредерику, есть реинкарнация какого-либо египетского фараона. Сама же миссис Бад была точно такая же земная, какою он ее запомнил: глубокое декольте, сияющие глаза, искренний восторг перед тем, что она, без сомнения, именовала его мужественным видом.

Фредерик решил с самого начала быть откровенным.

— Миссис Бад, — сказал он, как только они расположились на уютном диванчике в гостиной, — в тот вечер я пришел на сеанс в Стритхеме и сфотографировал вас. Что вы там делали в темноте, меня ни в малой степени не интересует, и если ваши друзья столь легковерны, чтобы попасться на эту удочку, это их дело. Но вот вам премилая фотография: здесь лежит фальшивая рука, здесь проволочка, прикрепленная к бубну, а вот ваша правая нога — не смею сказать, что она вытворяет… Короче говоря, миссис Бад, я вас шантажирую.

Она бросила на него шаловливый взгляд.

— Ах, да ну вас! — воскликнула она. В ее интонациях слышался легкий северный акцент, но ланкаширский или йоркширский, он не мог бы сказать: они были сглаженные, рафинированные и при этом театральные. — Такой очаровательный молодой человек, как вы! Вам нет нужды меня шантажировать, моя прелесть, просто спросите по-хорошему. Чего вы хотите?

— Вот и прекрасно. Да я, по правде сказать, и не собирался. Меня интересует то, что вы сказали в состоянии транса — настоящего транса. Вы можете вспомнить, что это было?

Она помолчала. В глазах ее мелькнуло беспокойство, но тут же они вновь засияли.