Филип Пулман - Тень «Полярной звезды»

Внезапно Харрис шагнул вперед и замахнулся резиновой дубинкой, которая была у него в руке. Фредерик увернулся и ударил его по запястью тростью; тут же Джим вцепился в Харриса, как терьер, и обрушил на него град ударов своим кастетом, головой, ногами и локтями.

Секвилл отшвырнул стул с Макинноном в сторону. Связанный кудесник грохнулся прямо в умывальник с приглушенным воем, потом соскользнул в сторону лицом к стене, все еще с кляпом во рту и связанными за спинкой сломанного стула руками; тем временем Секвилл схватил другой стул и швырнул его в Фредерика. Но Фредерик еще до того успел сделать выпад своей тростью и, ткнув ею Секвилла между ребер, заставил его потерять равновесие — вот тут началась битва всерьез, врукопашную, лицом к лицу.

Секвилл был могучий здоровяк, но Фредерик — быстрый и ловкий, к тому же у него было преимущество: он никогда не учился боксировать и потому понятия не имел о том, что бить ногами или наносить удары ниже пояса не полагается. Что же до Джима, то он был глубоко убежден: в сражении честно все, что бы вы ни делали, потому что, если этого не сделаете вы, сделает ваш подлый враг, и потому нет никакой причины не вам оказаться первым. А поскольку наиболее подходящим объектом был злополучный нос Харриса, Джим сразу ринулся на него и лихо врезался лбом ему в переносицу, прежде чем Харрис успел крепким пинком попасть ему между ребер.

Комната была невелика: в ней помещались только кровать, туалетный столик, умывальник, буфет, пара стульев и гардероб, так что двигаться между всем этим было затруднительно. Но Харрис и Секвилл осатанели от страха; Джим от боли и злости; Фредерик от того, что видел перед собой пожелтевшее лицо Нелли Бад, безмолвно застыв шее на больничной подушке. Ни у кого из них не было ни малейшей охоты отвлекаться на заботы о мебели. Через считанные секунды вся она лежала в обломках на полу, разбитая либо о стену, либо о плечи, руки, головы, спины.

Макиннону удалось вытащить полотенце изо рта, он верещал и извивался от страха, все еще привязанный к стулу. Когда Секвилл свалился на него, пнув его по ноге, он взвыл; но когда на него обрушился еще и Джим от удара, нанесенного Харрисом, у Макиннона и вовсе перехватило дыхание; Джим между тем старался изо всех сил отползти, чтобы Харрис не успел повторить удар.

Фредерик был сбит с ног Секвиллом, но встал, хотя и с гудящей головой, и тут увидел, что в руке у него ножка от стула; он успел метнуть ее в голову Секвилла, увидел, как тот упал, и вдруг ощутил, что в комнате стало тихо.

Он помотал головой и оглянулся.

Джим стоял на ногах, покачиваясь, настороженный, прижав руку к щеке. Между его пальцами густо сочилась кровь. Перед ним стоял Харрис, и в руке у него был нож.

— Следи за ним, Фред, — сказал Джим спокойно.

Харрис ногой отшвырнул обломок гардероба, чтобы освободить себе путь, и тут же бросился вперед, держа нож лезвием кверху, целясь в желудок. Фредерик рванулся было за ним, но почувствовал, что одну его ногу крепко держит Секвилл, и, саданув его другой ногой, упал, потеряв Джима из виду Он мгновенно обрушил кулак на голову Секвилла и, отчаянным усилием извернувшись, увидел среди погрома Макиннона: освободившись от веревок, маг скользнул к Харрису и вцепился в его руку с ножом.

Харрис замешкался, вырвал свою руку, Макиннон закричал, но это дало шанс Джиму. Едва Харрис вновь повернулся к нему, Джим изо всех сил саданул его кулаком в лицо, прямо между глаз. Это был наимощнейший удар, какой довелось ему когда-либо кому-либо нанести. Харрис бревном рухнул на пол.

— Отлично проделано, приятель, — сказал Джим Макиннону и поморщился: кровь лилась из щеки уже ручьем. Харрис метил ему в глаз, но на сантиметр ошибся.

— Свяжи их, пока они не опомнились, — сказал Фредерик. — Макиннон, у вас деньги найдутся? Дайте вашей хозяйке десять фунтов за мебель и помогите нам сволочь этих громил вниз. Ах да, сообщите извозчику, что его пассажиры сейчас явятся.

Пока Макиннон бегал к насмерть перепуганной хозяйке, Джим и Фредерик сняли с бандитов подтяжки, пояса, выдернули шнурки от ботинок и обвязали их крепко-накрепко, словно бандероли. Это было нелегко; конечно, Харрису и Секвиллу было совсем не до того, чтобы сопротивляться, но у Фредерика все еще гудела голова от полученных Ударов, а кулаки Джима распухли.

Наконец они спустили негодяев вниз и забросили в кеб; Фредерик попросил у извозчика кусок веревки и для верности связал их вместе. Извозчик наблюдал за происходящим с интересом.

— Куда поедем, начальник? — спросил он Фредерика. — На Смитфилд?

Смитфилд был самый большой мясной рынок в Лондоне.

Фредерик, преодолевая боль, засмеялся.

— В полицейский участок Стритхема, — сказал он. — Пусть о них позаботится инспектор Конвей.

Он достал свою визитную карточку и написал: «Для миссис Нелли Бад: счет оплачен» — и прикрепил ее к пальто Секвилла, прежде чем захлопнуть дверцу.

Джим удовлетворенно смотрел вслед отъезжавшему кебу.

— Если этот ублюдок опять вздумает пользоваться своим носом, — сказал он, — ему придется выскребать его из своей рожи ложкой.

— Вы заплатили домовладелице за развлечение? — спросил Фредерик Макиннона. — А теперь собирайте вещички. Этот уикенд вы проведете на Бёртон-стрит. И никаких возражений. Кстати, прихватите мои часы.

Они вернулись на Бёртон-стрит в половине четвертого. Салли вызвала доктора, чтобы он посмотрел порез на щеке Джима, заставила Фредерика сесть и выпить бренди, установила раскладную кровать для Макиннона в спальне Джима, зашла в фотомагазин предупредить Изабел, что Макиннон в доме, — Изабел побелела, потом кивнула и, не сказав ни слова, опять склонилась над бумагами.

Предупреждения доктора не внесли никаких поправок в темперамент Джима. Как только рана была перевязана, он бросился в новую студию, чтобы обменяться обидами со знакомыми еще с начала работ малярами. Мертвенно-бледный Макиннон сидел на кухне, где Фредерик расправлялся с банкой бисквитов.

— Они вас ранили? — спросил Фредерик.

— Да пустяки… всего несколько царапин, благодарю вас.

— А вы ловко ухватили его за запястье. Не то Джиму бы несдобровать…

Задняя дверь отворилась, и вошел Джим, такой же раздраженный, каким уходил. Он взял несколько бисквитов и растянулся на софе.

— Это какие-то другие маляры, — проворчал он. — Им бы только поскорее покончить с работой. Все молчком, никаких разговоров. Помнишь ту последнюю группу, когда мы отделывали магазин? Однажды они послали Герберта занять отвертку для левши. А когда он вернулся ни с чем, сказали: ты, мол, прости, на самом-то деле нам нужно полкило маленьких дырочек. Дали ему два пенса, чтобы он сбегал на Мерфи и купил их. Бедняга. Ладно, что мы собираемся сейчас делать?