Елена Первушина - Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

В другой раз меня увели в весьма отдаленную комнату на столе был сервирован роскошный завтрак. Я был чрезвычайно заинтригован, и тут вошел сам Монсеньер, смеясь моему удивлению, и пожелал угостить меня завтраком. Весь день он осыпал меня милостями. Вечером, заметив, что кровать неустойчива, я велел привязать поперечины к ножкам кровати. Улегшись спать, примерно через полчаса я почувствовал сильнейшее сотрясение, а вслед за ним сотрясение еще более сильное, я соскочил с постели и, услышав шаги в алькове, позвонил: были предприняты поиски, которые не увенчались успехом, после чего я лег на диване. Утром я задался вопросом, должен или не должен я сообщить об этом событии, которое посчитал землетрясением или попыткой ограбления, когда один низший чин, преданный мне человек, пришел и рассказал, что это помещение служило баней княгине Орловой и что под кроватью находится бассейн. М-ль Нелидова, чтобы позабавить великого князя, велела поставить пружину, с помощью которой, не прими я случайно меры, неожиданно упал бы в воду. Великий князь весьма прогневался тем, что шутка не удалась и он зря осыпал меня своими милостями, которые должны были усыпить мою бдительность».

Активной жизнью жил Гатчинский дворцовый театр. Здесь ставили оперу «Сын-соперник» Бортнянского (вероятно, с политическим подтекстом), а также «Честный преступник» (сюрприз, подготовленный Марией Федоровной для Павла: репетиции проводились втайне от него), французские оперы «Роза и Кола», «Сутяги», итальянские «Мельничиха», «Похищенная крестьянка», «Благородные поступки», «Невольники от любви», «Князь-Трубочист», французские пьесы: «Адвокат Патлен», «Игра любви и случая», «Философ того не ведал», «Тайная мать», русские: «Нина», «Ненависть к людям и раскаяние», «Индейцы в Англии», «Сын любви» и т. д.

Случалось Павлу и охотиться, и здесь он так же проявлял свой эксцентричный нрав — охота Павла была особой, новой в России. Павел держал на псарне только маленьких собак, которым не под силу затравить оленя, и охота заключалась в стремительном преследовании убегающего животного, во время которого всадники рисковали гораздо больше, чем их добыча.

Но, пожалуй, лишь олени гатчинского зверинца могли благодарить Павла за тихую и мирную жизнь. В те 13 лет, которые Павел прожил в Гатчине, будучи великим князем, атмосфера во дворце часто была поистине грозовой. После очередной шпильки от матушки-государыни, по воспоминаниям современников, Павел приходил в такое мрачное расположение духа, что перед ним «и небо и земля теперь виноваты».

Не легче жилось и Марии Федоровне. Павел открыто ухаживал за ее фрейлиной, той самой Екатериной Нелидовой, и великой княгине приходилось терпеть этот адюльтер, так как Нелидова могла порой смягчить гнев Павла. Возможно, еще большей бедой для Марии Федоровны стало то, что Екатерина, точь-в-точь повторив чудовищный поступок Елизаветы, забрала у своей невестки двух старших сыновей, Александра и Константина, и воспитывала их сама. Как прежде великой княгине Екатерине, так теперь великой княгине Марии приходилось просить разрешения на свидание со своими детьми. Для этого ей приходилось ездить из Гатчины в Петербург и обратно, а дорога занимала не меньше четырех часов. Чтобы не тратить время на еду, Мария Федоровна частенько перекусывала холодным мясом прямо в карете, а возвратившись в Гатчину, силилась не уснуть прямо посреди бала. Если же ей случалось заночевать в Петербурге, фрейлинам приходилось одалживать для великой княгини постельное белье, ночной чепец или теплую кофту — у Марии Федоровны не было своих вещей в Зимнем дворце.

К счастью, у Марии были дочери, княжны Александра, Елена, Мария, Екатерина, Анна (еще одна маленькая великая княжна, Ольга, рано умерла) и младший сын Николай (Михаил родился позже, в 1798 году, когда Павел уже стал императором), и они росли рядом с матерью. Для них Мария Федоровна пыталась воссоздать в другой резиденции великого князя — в Павловске — свой родной Монбельяр. Здесь, «по желанию великой княгини Марии Федоровны… был разбит огород для занятий в нем детей ее высочества. Великие князья отбивали грядки, сеяли, садили; великие княжны пололи, занимались поливкою овощей, цветов и т. д. Час отдыха возвещался звоном в колокол на кровле Старого Шале, звонила нередко сама августейшая хозяйка, и „работники и работницы“ собирались к завтраку, приготовленному в комнатах Шале или во дворце под сенью веранды».

Великие княжны Александра Павловна и Елена Павловна

Еще она придумала создать в Павловске, как назвали бы это сейчас, «тематический парк», посвященный «Сказке о царевиче Хлоре», которую просветительница-бабушка сочинила для своих внуков. А на самой красивой излучине реки Славянки решила поставить прекрасный греческий Храм дружбы, хотя бы таким символическим образом подружить мать и сына. Внутри павильона, в центре, установили статую Екатерины II в виде богини плодородия Цереры; надпись на павильоне гласила «Любовь, почтение и благодарность посвятили».

Павловск. Храм Дружбы

Принцессы были общепризнанными красавицами и входили в число самых образованных высокородных дам Европы. Старшую из них, Александру, бабушка Екатерина попыталась выдать замуж необычайно рано даже для тех времен — княжне исполнилось всего 13 лет. «Она говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, понимает все очень легко и обнаруживает в характере чрезвычайную кротость» — так аттестовала юную невесту императрица.

В женихи избрали короля Швеции Густава IV, который под именем графа Paгa прибыл в Петербург на смотрины в 1796 году. Был назначен день обручения, но Екатерина «перехитрила сама себя». Она категорически настаивала на том, что Александра должна остаться православной и иметь православную церковь и священников при шведском Дворе. Протестант Густав не мог с этим согласиться и попросту не пришел на церемонию обручения. Все случившееся стало чрезвычайно унизительным и для императрицы, и для княжны, и для Павла, который с самого начала был против этого брака.

В самом мрачном расположении духа Павел удаляется в Гатчину, намереваясь провести там едва ли не всю зиму. Один из его приближенных, граф Ростопчин, так описывает настроение великого князя осенью 1796 года: «Он продолжает свои постоянные занятия и очень доволен, когда день подходит к концу, так как время гнетет его. Нужно признать, что положение его очень неприятно во всех отношениях. Надо бы иметь терпение, а вот этого-то ему и не хватает».