Елена Первушина - Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

Когда 1 марта 1881 года Александр II погиб от бомбы террориста, Александр Александрович, унаследовавший его трон, всерьез опасался за жизнь своей семьи. У них с Марией Федоровной уже четверо детей — после Николая родились сыновья Георгий и Михаил, дочь Ксения (последняя дочь, Ольга, родится в следующем, 1882 году). Прежде всего, Александр хотел найти для семьи безопасное убежище, и свой выбор он остановил на Гатчинском дворце.

Сам император вовсе не был в восторге от такого переезда, по свидетельству близких людей, он говорил: «Я не боялся турецких пуль и вот теперь должен прятаться от революционного подполья в своей стране».

К. Ланг. Аничков дворец со стороны Невского пр. Середина XIX в.

А. Н. Епанчин, генерал от инфантерии «на службе трех императоров», вспоминает, как за несколько дней до переезда государя в Гатчину к Епанчину-старшему — владельцу дачи на границе Приоратского парка — приехал помощник гофмаршала генерал Милий Милиевич Аничков и попросил наглухо закрыть калитку, соединявшую сад его дачи и императорский парк, чтобы злоумышленники не смогли воспользоваться ею и подобраться к императорской семье. Такие же распоряжения получили все соседи императора. Понятно, что эта мера является чистой воды показухой — в парк было нетрудно пробраться со стороны окружавших его полей, от которых он отделялся неглубокой канавой с валиком, обсаженным акацией. Когда государю доложили о мерах охраны, принятых в Гатчине, в том числе о заколоченных калитках, Александр сказал, что он не желает стеснять жителей и дачников Гатчины и, шутя, прибавил: «Неужели же им удобнее будет лазить через забор?». Пришлось возвратить ключи владельцам.

В первые дни пребывания в Гатчине Александр оставался сильно подавлен. Он ужинал в кругу семьи, потом ложился в шезлонг и курил сигареты, никого не принимая и не открывая книг.

Александр Александрович и Мария Федоровна после свадьбы. 1866 г.

Постепенно жизнь стала налаживаться. Александр вставал в 7 утра, гулял в парке, завтракал, приступал к просмотру и визированию различных документов: приказов, законов, рапортов и т. д. После позднего завтрака в час дня он снова гулял или читал газеты, затем принимал доклады министров. В 8 часов вечера семья садилась за обед, потом Александр пил чай в комнатах Марии Федоровны, и этим заканчивался день.

Со временем все полюбили Гатчину и ее тихие радости. Летом родители с детьми катались на лодках или велосипедах, зимой — на коньках (особенно хорошо это получалось у датчанки Марии Федоровны), лепили «снежного болвана» — снеговика. Осень, разумеется, отдавалась охоте.

Все любили рыбную ловлю. Великая княжна Ксения сетовала, что «мама ловила все окуней», а ей самой доставалась только плотва…

Александр относился к рыбной ловле серьезнее, он рыбачил ночью, с острогой и предпочитал это занятие многим официальным дипломатическим приемам. Так, однажды, будучи приглашенным на бал в английское посольство, Александр предпочел посвятить ночь рыбалке. И на другой день подтрунивал над императрицей, рассказывая, что вдвойне наслаждался при мысли о том, как она и прочие гости «трудятся над затейливыми фигурами мазурки», в то время как он охотится с острогой на рыбу на Белом озере. Позже именно в Гатчине им сказана знаменитая фраза: «Когда русский император ловит рыбу, Европа может подождать».

Александр III на охоте. Конец 1880 — начало 1890-х гг. Фотограф К. Бех

Возможно, секрет хорошего брака, если он заключен не по любви, в том, чтобы у каждого из супругов были свои занятия. В императорской семье это получалось само собой — обязанности императора и императрицы различаются. Но Александру Александровичу и Марии Федоровне, несомненно, повезло в одном — их обязанности оказались им по душе.

Александр III и Мария Федоровна. 1886 г.

Например, одна из обязанностей правящей императорской семьи — регулярно давать балы для высшего света. Александр был плохим танцором и балов не любил, зато Мария Федоровна их обожала, оставаясь радушной хозяйкой.

«Придворные балы были наказанием для государя, — вспоминает граф Сергей Дмитриевич Шереметев, — но они имеют свое значение, в особенности большой бал Николаевской залы. Это предание, которое забывать не следует, и балы по-прежнему продолжались: Концертные, Эрмитажные, Аничковские…

Аничковские балы, которых бывало по нескольку в сезон, отличались немноголюдством и носили несколько домашний, семейный характер. Нетанцующих бывало немного, и для этих немногих время казалось несколько томительным. Государь показывался вначале, радушно принимал и уходил в свой кабинет, где у него была партия. Возвращался он ко времени ужина. Когда котильон продолжался слишком долго, а императрица не хотела кончать, государь придумывал особое средство. Музыкантам приказано было удаляться поодиночке, оркестр все слабел, пока наконец не раздавалась последняя одинокая струна и та наконец смолкала. Все оглядывались в недоумении, бал прекращался сам собою. Иных государь приглашал в свой кабинет, чтобы покурить, впрочем, весьма немногих дам и кавалеров. За проникавшими в кабинет следили со вниманием, предаваясь праздным выводам и замечаниям, другим донельзя хотелось туда проникнуть. В пустых гостиных кое-где в углу образовывалась партия. Иные ходили из угла в угол, не находя покоя. Иные держались на виду императрицы и дорожили сидением неподалеку от нее. Императрица неутомима. Вальсы, мазурки, котильоны с разнообразными фигурами чередовались без умолку. Изредка показывался государь и, стоя в дверях, оглядывал танцующих и делал свои замечания, но долго он не выдерживал».

К. Брож. Бал в Николаевском зале Зимнего дворца

Императрица ввела в моду называемые «цветные балы», на которые все гости должны приходить в костюмах одного цвета, но разных оттенков. Например, 24 января 1888 года в Зимнем дворце объявили так называемый «зеленый бал», на который дамы пришли в зеленых платьях, украшенных изумрудами.

А 26 января 1889 года в Аничковом дворце прошел «черный бал», на который все должны были явиться в черном. «Черные вырезанныя платья, черные веера, черные по локоть перчатки, черные башмачки» — так описывал туалеты дам камердинер императрицы Марии Федоровны А. Степанов, наблюдавший с хоров «волнующееся шлейфное черное море». Выбор цвета — не просто беспричинный каприз императрицы, это политический акт. Незадолго да этого из Австро-Венгрии пришло известие о смерти кронпринца Рудольфа, который покончил с собой, застрелив перед этим свою любовницу. А при русском Дворе помнили, что, когда в России был траур по одному из великих князей, в Вене из-за этого не стали отменять балы. Теперь Марии Федоровне представилась возможность отомстить австрийскому императору за такое неуважение. Этот бал, устроенный в период обострения отношений между Российской и Австро-Венгерской империями, стал своеобразным вызовом.