Елена Первушина - Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

Мария Элимовна Мещерская

Мария родилась в семье дипломата, писателя и поэта, приятеля Пушкина, а также Бальзака, Мюссе, Виктора Гюго и Александра Дюма, князя Элима Петровича Мещерского, ее мать — Варвара Степановна Жихарева, дочь писателя С. П. Жихарева. Элим Петрович ждал восемь лет, прежде чем получил согласие своей матери на этот брак, — Жихаревы хоть и принадлежали к столбовому дворянству, но были бедны и не имели связей в высшем свете. Князь умер, когда Марии исполнился год. Детство ее прошло в Париже и в Ницце то с матерью, то с бабушкой — матерью ее отца, не терпевшей невестки. В возрасте пятнадцати лет у Марии умирает мать, тогда императрица Александра Федоровна поместила девочку в Смольный институт.

Затем она устроила княжну сначала у родственницы, княгини E. H. Чернышевой (вдова военного министра А. И. Чернышева), а потом у ее дочери — княгини Елизаветы Барятинской, жены князя Владимира Ивановича Барятинского, генерал-майора, бывшего флигель-адъютанта государя, ставшего в то время командиром Кавалергардского полка. В его-то доме и познакомился Шереметев с юной княжной Мещерской.

Вскоре, благодаря ходатайству родственников, Мария Элимовна стала фрейлиной императрицы Марии Александровны и поселилась в Зимнем дворце. В свете сразу заметили, что новая фрейлина императрицы очень хороша собой. Е. А. Нарышкина в своих воспоминаниях свидетельствует, что княжна была «необычайно красива, дивно сложена, довольно высокого роста, ее черные глаза, глубокие и страстные, придавали ее изящному лицу из ряда вон выходящую прелесть. Звук голоса ее был методичен, и на всем существе ее была наложена печать какого-то загадочно-сдержанного грустного чувства, очень обворожительного».

Находясь в свите Марии Александровны, княжна Мещерская не могла не встречаться с великими князьями. В июне 1864 года Александр пишет матери: «Ездили с обществом в Павловск на ферму и пили там чай. М. Э. Мещерская ездила с нами также верхом и часто бывала с нами в Павловске». Вероятно, тогда и начала зарождаться симпатия между ним и Марией Мещерской.

Великий князь Александр Александрович

Между тем граф Шереметев продолжает свой рассказ: «Когда и как перешла княжна Мещерская во дворец, фрейлиною к императрице Марии Александровне — не знаю, но только с этого времени нерасположение к ней княгини Барятинской стало еще яснее. Совершенно обратное произошло с князем. Он, казалось, все более и более привязывался к ней и сам, быть может, того не замечая, просто-напросто влюбился в нее. В это время мысли ее были направлены совсем в иную сторону. Не сразу догадались, что близость ко двору княжны Мещерской могла иметь неожиданные последствия. Она встретилась с в. к. Александром Александровичем. Представляю другим рассказать, какого свойства было это сближение и насколько оно послужило развитию характера великого князя. Возвышенная и чистая любовь все сильнее захватывала его, и чем сильнее она росла, тем сознательнее относился молодой великий князь к ожидаемым последствиям такого глубокого увлечения. Оно созрело и получило характер зрело обдуманной бесповоротно решимости променять бренное земное величие на чистое счастие семейной жизни. Когда спохватились, насколько все это принимало серьезный характер, стали всматриваться и наконец решили положить всему этому предел. Но здесь наткнулись на неожиданные препятствия, несколько раскрывшие характер великого князя».

А великий князь тем временем записывает в своем дневнике: «В 9 с четвертью был вечер у Мама, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М. Э., которая не была приглашена».

Однажды Шереметев стал свидетелем сцены, которую живо описывает в своих воспоминаниях: «Между двух гостиных, в дверях, случайно очутился я около канцлера князя Горчакова, княжны Мещерской и в. к. Александра Александровича. Я вижу, как последний нагнулся к княжне и что-то говорил ей на ухо. До меня долетает и полушутливый, полусерьезный ответ: „Молчите, Августейшее дитя“. И тут же князь Горчаков вступил в разговор с обычною своею развязностью, а я отошел от них подальше. Только тут заметил я особенность отношений, о которых до того не догадывался».

Но случилось то, чего никто не ожидал. Летом 1865 года цесаревич Николай Александрович умирает от туберкулезного менингита. Среди глубокого горя, переживаемого семьей, у Александра было и свое личное несчастье. Он не чувствовал, что достоин престола и не хотел расставаться с Марией. В эти дни он записывает в своем дневнике: «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М. Э.».

Потом: «…будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, кроме как М. Э.».

Позже тон записей в его дневнике меняется. 19 июня 1865 года он записывает свой разговор с княжной, когда они случайно встретились на так называемой «Английской» дороге, ведущей из Царского Села в Павловск. Великий князь был верхом, Мария ехала в открытом экипаже, с попутчицей — старой гувернанткой. Внезапно пошел дождь, и путники укрылись под деревом. «Я сказал ей, что мы больше не можем оставаться в таких отношениях, как были раньше, — пишет Александр, — что во время вечерних собраний мы не можем сидеть вместе, потому что это только дает повод к разным нелепым толкам и сплетням. Княжна сказала, что совершенно с тем согласна, что она в отчаянии и не знает, что делать… Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился. Вообще, в обществе будем редко говорить с нею, а если придется, то — о погоде или каких-нибудь предметах более или менее неинтересных. Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны».

И все же Александр продолжает любоваться Марией Мещерской издали. «Сегодня опять несчастный день, не виделся совсем с М. Э.», — записал цесаревич в дневнике 18 сентября 1865 года, а через два месяца: «Опять пошли неприятности. М. Э. мне сказала, что к ней пристают, зачем она садится возле меня так часто? Но это не она, а я сажусь возле нее. Снова придется сидеть Бог знает где и премило скучать на собраниях. О, глупый, глупый свет со своими причудами!». И снова гневная запись: «Опять начались сплетни. Проклятый свет не может никого оставить в покое. Даже из таких пустяков поднимают истории. Черт бы всех этих дураков побрал!!! Даже самые невинные удовольствия непозволительны, где же после этого жизнь, когда даже повеселиться нельзя! Сами делают черт знает что, а другим не позволяют даже видеться, двух слов сказать, просто — сидеть рядом. Где же после этого справедливость?!».