Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Представители третьего сословия не скрывали тех чувств, которые возбуждало в них это пренебрежение. Когда король появился для произнесения тронной речи, его, по старинному обычаю, сопровождали королева и принцы; начиная речь, он надел шляпу, за ним то же самое сделало дворянство и духовенство; третье сословие тоже надело шляпы и привело в ярость присутствовавших в зале королевских церемониймейстеров. Третье сословие хотело этим показать, что время подчиненности для него прошло.

Тронная речь в общем была бессодержательна: Людовик XVI говорил о денежной нужде, старался вселить надежды на бережливость, призывал к единению и напирал на свои верховные права; в данный момент это было вовсе неуместно. Вслед за ним говорил хранитель государственной печати Варантен и разразился филиппикой против духа новшеств и неповиновения. Он говорил о справедливых и удовлетворенных королем требованиях, умалчивая о том, что для выражения этих требований должно было состояться особое собрание; он говорил о неразумном ропоте сторонников реформ и о том, что король в снисхождении своем оставил его без внимания; он говорил о бессмысленных мечтаниях и опасных нововведениях, которыми хотят заменить основные и непоколебимые законы монархического правления. Затем сословиям было сообщено, чего собственно правительство ожидает от них. Во всех вопросах, кроме финансовых, они должны голосовать по сословиям; таким путем правительство хотело добиться обложения привилегированных сословий, с целью увеличения государственных доходов. Затем генеральным штатам предстояло обсудить закон о свободе печати, равно как изменения в уложениях о наказаниях и в гражданском кодексе. Вот и все.

После этого стал говорить Неккер, воспользовавшийся случаем показать, как мало он понимал в государственной политике. Человек, добившийся созыва Генеральных штатов, любимец третьего сословия, человек, пользовавшийся всеобщим доверием, не нашел ничего лучшего, как битых три часа говорить исключительно о финансовых вопросах, заваливая слушателей бесконечным рядом цифр. Он даже ни одним словом не обмолвился по такому важному вопросу, как порядок голосования – будет ли последнее общим или по сословиям.

Такое отношение двора и министров сразу выяснило третьему сословию, в чем дело. Оно сразу поняло, что двор и министры решили просто игнорировать те желания и требования, которые нашли себе выражение в их наказах. Ввиду такого положения вещей, оно со своей стороны с единодушно решило позабыть о собственных разногласиях и до последней крайности настаивать на осуществлении своих прав и требований своих избирателей.

Для каждого из трех сословий правительством приготовлено было по залу. Третьему сословию, как самому многочисленному, был предоставлен зал общих заседаний. Оно сумело с большою ловкостью использовать это само по себе незначительное обстоятельство. Оно обратилось к двум остальным сословиям с предложением приступить к проверке депутатских полномочий в зале общих заседаний. Но, хотя требование такой совместной проверки было весьма справедливо, высокомерные представители привилегированных сословий оставили это приглашение без внимания. Они хотели сохранить разделение на сословия; третье же сословие было против этого и решительно заявило, что депутаты, заседающие в зале общих заседаний, представляют собою часть собрания, а вовсе не отдельное сословие.

Переговоры не привели ни к чему; страна с напряженным ожиданием следила за собранием Генеральных штатов, а между тем, прошло уже шесть недель, а оно еще не покончило с формальностями.

Председателем собрания в общем заде заседаний был избран Бальи, знаменитый ученый и впоследствии мэр Парижа; вся деятельность его направлена была к осуществлению той самой революции, в которой ему суждено было впоследствии погибнуть. И он, и аббат Сийес прекрасно сознавали, что если ничего не предпринять, собрание останется разделенным на сословия, и общего голосования не будет. Пока вопрос висел в воздухе, они не теряли времени и склонили многих священников присоединиться к депутатам, заседавшим в общем зале заседаний; дало в том, что низшее духовенство почти целиком было на стороне народа.

17 июня 1789 года был сделан решительный шаг. По предложению Сийеса, 491 голосом против 90 было решено, что депутаты, собравшиеся в зале общих заседаний, объявляют себя правительством французского народа под именем национального собрания.

За этим постановлением было сделано второе, что только национальное собрание вправе утверждать налоги и что, хотя существующие налоги противозаконны, они, однако, оставляются в силе до дня закрытия национального собрания. Затем было сделано постановление, что, поскольку национальному собранию предоставлено будет свободно работать над переустройством французского государства, оно не отказывается признать государственные долги. Особенно умно было последнее постановление, так как оно заинтересовывало кредиторов государства в успехе национального собрания.

Масса населения, дождавшись, наконец, решительных действий, громко выражала свое сочувствие представителям третьего сословия, и последние сознавали, что сила народа на их стороне. Двор и привилегированные были поражены смелостью третьего сословия и оставались в бездействии. Дворянство и духовенство не знали, что делать: объявить себя первой палатой, как предлагал Монтескье, они не решались. Вместе с парламентом они добивались у короля, чтобы он принял меры против третьего сословия, и этот ограниченный и слабый человек всецело перешел на их сторону. Неккер советовал королю собрать все три сословия, объявить постановления третьего недействительными, пообещать несколько реформ и пригрозить собранию роспуском в случае дальнейшего сопротивления. Вот до чего дошла бесхарактерность женевского банкира, но парламент парижский оказался еще более бесхарактерным. Еще так недавно эта корпорация заявляла, что только Генеральные штаты вправе утверждать налоги; теперь же она предлагала королю признать законными все налоги, которые он установит, лишь бы он распустил генеральные штаты.

Король поддался внушению привилегированных сословий и решил вмешаться. Но дело кончилось совсем не так, как предполагали и надеялись привилегированные сословия.

Смелость и решительность всегда производят выгодное впечатление, и действия национального собрания не могли остаться без влияния на тех депутатов других сословий, которые были преданы народным интересам. Большинство представителей духовенства решило присоединиться к национальному собранию. Двор считал необходимым противиться этому присоединению и оттянуть его до того дня, когда предполагалось, что король снова явится в собрание и положит конец дерзким притязаниям мещанской сволочи, как выражались аристократы. Чтобы выполнить это насилие, двор не нашел более умного предлога, как заявить, что, ввиду предстоящего прибытия короля, зал нужно привести в порядок и что поэтому заседания национального собрания придется прервать. Решение это было передано президенту Бальи запиской обер-церемониймейстера графа фон Дрё-Брезе утром 20 июня. Бальи запиской же ответил, что королевского указа он по этому предмету не получил и что указаниями обер-церемониймейстера он руководствоваться не может. Когда же депутаты собрались на заседание, они нашли зал заседаний закрытым и охраняемым военной силой, предложившей им убраться.