Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Речь свою он начал с заявления, что король не вправе делать собранию какие-либо указания, что же касается уступок деспотизма, то их всегда надо принимать с оглядкой, так как за ними всегда скрывается опасность. С особенной силой он напоминал депутатам о клятве, принесенной ими в зале городского собрания. В этот момент появляется несчастный обер-церемониймейстер Дрё-Брезе и спрашивает президента Бальи: «Вы слышали королевский приказ?» Бальи уклончиво ответил, что собрание должно сперва обсудить его. Тогда перед этим царедворцем стал Мирабо, объяснил ему, что он здесь не вправе говорить и вообще никаких прав не имеет, и в заключение крикнул ему: «Мы собрались сюда по воле народа, и только силою штыков можно будет нас разогнать. Передайте это вашему господину». Раздался гром аплодисментов, царедворец поспешил скрыться, а Сийес прибавил следующую выразительную фразу: «Сегодня мы те же члены национального собрания, какими были вчера. Приступим же к совещаниям!» Так как показались солдаты, то, по предложению молодого, увлекающегося и красноречивого адвоката Барнава из Гренобля, собрание постановило: личность депутатов национального собрания неприкосновенна; всякий, кто преступит этот закон, подлежит народному суду как бесчестный изменник своему народу и уголовный преступник.

Мирабо сказал очень верно. Он мог бы сказать, конечно, что собрание останется и умрет на своем посту, но в случае если бы разогнали собрание, эти слова были бы только смешны. Перед штыком собрание устоять не могло, и Мирабо был прав, когда он сознавал, что штыкам придется уступить. Но за национальным собранием стояло парижское население, и потому штыков в дело не пустили.

Ввиду всеобщего брожения решимость двора поколебалась, и он не опустил занесенной уже руки. В этот момент Людовик потерял мужество и сказал церемониймейстеру, передавшему ему слова Мирабо: «Если господа представители третьего сословия не желают очистить зал, то пусть они в нем останутся». И, добившись этого права, третье сословие осталось и приступило к выработке конституции. Оно составило, таким образом, учредительное собрание. Абсолютизм же и двор в этот день потеряли последнее свое значение.

Неккер подал в отставку, но по просьбе короля и королевы (обещавшей следовать его советам, взял свою отставку обратно. Между тем к национальному собранию примкнуло еще 47 представителей от дворянства с герцогом Орлеанским во главе. Король, признавший наконец собрание, не находил для него достаточно милостивых и благосклонных выражений. Двор же, тем не менее, решил перенести собрание в Версаль, чтобы лишить его защиты парижского населения. В Версале же надеялись при помощи войск вынудить у собрания утверждения финансовых проектов, а потом разогнать его.

Если бы не парижское население, план этот, может быть, и удался бы; но, чувствуя, что правительство что-то затевает, парижское население решительно выступило и предупредило этот переворот сверху.

В августе 1789 года англичанин Юнг опубликовал свое путешествие по Франции; описав массовую нищету и вырождение провинций, он замечает: «Может такой народ когда-нибудь освободиться? Никогда. Ни через тысячу лет! Лишь просвещенное население Парижа брошюрами и статьями добилось всего!»

Скоро стали заметны приготовления к тому удару, который двор думал нанести народному представительству. Правительство стало стягивать войска вокруг Парижа и Версаля, поручив командование ими грубому аристократу, маршалу де Брольи. Большая часть войск состояла из наемных иноземцев, так как на французские войска положиться не решались. 30 000 человек уже окружили бурно волнующийся город, а 20 000 человек подкреплений уже подходили к Парижу. Мирабо предложил послать к королю депутацию и потребовать отозвания войск. Король отклонил это требование и сказал, что войска призваны для охраны Генеральных штатов. Впрочем, добавил он, если собрание обнаруживает опасения, он готов перенести его в Суассон или в Анжу. Этим король, далеко не одаренный дипломатическим талантом, выдал весь план двора.

Когда открытые приготовления к государственному перевороту стали всем известны, в Париже началось необычайное брожение и возбуждение. Народ во всех общественных местах собирался толпами. В нападении на народное собрание он видел угрозу самому себе. В то время как рабочие стекались на улицу, представители буржуазии собрались в городской ратуше. Избиратели 60 отделов или участков собрались там в качестве политического союза. Народные массы заполнили сады Пале-Рояля, который герцог Орлеанский весьма охотно раскрыл для этой цели. Со столов и скамеек здесь произносились речи и разъяснилось народу положение вещей. Говорили главным образом о войсках и о предполагавшемся государственном перевороте.

11 июля Неккер совершенно неожиданно получил отставку. При дворе думали, что он готовится стать во главе ожидаемого народного восстания, хотя можно смело утверждать, что такому трезвому финансисту это никогда и в голову не приходило. Он немедленно уехал в Брюссель, так как не без основания опасался ареста. На место Неккера был назначен известный аристократ и враг народа барон де Бретейль, избравший себе подходящих коллег для управления. Отставка Неккера сперва всех ошеломила в Париже, но затем возбуждение возросло до максимума. Все уже видели, чего можно ожидать от двора. Многотысячная толпа, собравшаяся в парке Пале-Рояль, от гнева переходила к воодушевлению, от ярости к нерешительности. Молодой адвокат Камилл Демулен, которому, подобно многим, суждено было прославиться и погибнуть от революции, нашел, наконец, выход всеобщему возбуждению. Среди этого народа, частью испуганного, частью сновавшего в ярости туда и сюда, он взобрался на стол с пистолетом в руке. Его обычно запинающаяся речь потекла в тот момент воодушевления как расплавленная лава. «Граждане, – воскликнул он, – нельзя терять ни минуты. Отставка Неккера – это сигнал к Варфоломеевской ночи для всех патриотов. Еще сегодня вечером через Марсово поле вступят в город германские и швейцарские батальоны, чтобы задушить нас. Для нас только одно спасение: к оружию, граждане!» Толпа тысячами голосов приветствовала смелого оратора. Он сорвал с дерева лист и воткнул его в свою шляпу, все остальные сделали то же самое. И зеленый цвет, цвет надежды, стал внешним признаком патриотов. В скором времени этот цвет был оставлен, так как это был цвет графа д’Артуа.

При кликах «К оружию!» толпа рассеялась по улицам, не имея перед собой никакой определенной цели. Люди неуверенно метались туда и сюда, как это всегда бывает в таких случаях. В одном магазине забрали бюсты Неккера и герцога Орлеанского и с триумфом понесли их на площадь Людовика XV. Всех встречных прохожих вынуждали снимать перед этими бюстами шляпы. В тот момент, когда эти бюсты обносили вокруг изваяния любовника Дюбарри, появился князь де Ламбек во главе драгунского полка Royal-Allemand (королевско-немецкого). Этот грубый солдат тотчас же приказал своей кавалерии произвести сабельную атаку на толпу, и много народа было зарублено и растоптано лошадьми. Безоружная масса рассеялась по улицам с криками: «К оружию!» Герцог Орлеанский тоже советовал вооружиться, и общество избирателей в городской ратуше раскрыло народу находившийся там склад оружия. Как всегда в таких случаях, оружейные мастера и торговцы должны были отдать принадлежащее им оружие, и это нельзя назвать грабежом, потому что большинство их охотно делало это. Предметов ценных нигде не грабили и не расхищали. Французская гвардия была на стороне народа, потому что он освободил несколько заключенных в аббатстве гвардейцев. Гвардию держали в казармах, приставив к ней в качестве караула отряд полка Royal-Allemand, состоявшего из одних немцев. Но когда гвардии стало известно, что началось народное возмущение, она вырвалась из казармы, не обращая внимания на офицерские приказания. «Вы за третье сословие?» – спросили они драгун. «Мы за наших начальников», – ответили те. Началась битва. Гвардия дала залп; много драгун было убито, а остальные разбежались. Форсированным маршем двинулась гвардия на площадь Людовика XV и заняла там позицию, чтобы вместе с народом отразить нападение ожидаемых с Марсова поля войск.