Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Были попытки вызвать падение Мирабо, так как тайная связь его с двором была известна, но это не удалось. При обсуждении вопроса о праве объявлять войну и заключать мир красноречивый оратор левой Барнав сильно напал на Мирабо. Однако восторжествовал Мирабо, и король получил право инициативы при объявлении войны и заключении мира под условием утверждения собранием.

Авторитет Мирабо и глазах народа к этому времени был уже поколеблен, и демократическая печать сильно нападала на него. Впоследствии обществу были даны и доказательства той измены, которою запятнал себя этот гениальный человек.

После этих постановлений собрание издало новый порядок судопроизводства, сообразованный с новым делением Франции на департаменты, и гражданское положение о духовенстве, опять-таки в соответствии о департаментами. Каждый департамент был сделан епископством. Католическое духовенство превращено было в государственных чиновников. Это вызвало долгое и упорное сопротивление духовенства, так как государство требовало от священников, как государственных чиновников, гражданской присяги. Большинство отказалось от этого, и даже низшее духовенство, бывшее до сих пор очень преданным революции, заняло враждебное положение по отношению к новой конституции. Людовик XVI, так недавно еще обещавший принять конституцию, был очень рад этому спору и раздувал его, не утверждая гражданской организации духовенства. После этого конституционные (принесшие присягу) священники и не принесшие присяги стали взаимно отлучать друг друга от церкви и вести между собой ожесточенную борьбу. Наконец и папа еще вмешался сюда, запретив духовным лицам приносить гражданскую присягу.

Таким образом, национальное собрание создало упорную и опасную оппозицию, так как оно побоялось пойти дальше и провозгласить отделение церкви от государства. За недостаток последовательности всегда приходится расплачиваться. В бурное время недостаток последовательности постоянно является причиной непоправимых бед.

В то время как над охваченной революцией Францией собирались новые бури, наступала годовщина взятия Бастилии, 14 июля 1790 года. Этот день решено было превратить в пышный национальный праздник. Инициатива этого празднества исходила от парижского общинного совета. Как в критические дни революции народ, национальная гвардия и линейные войска объединились и братались в отдельных городах, так годовщина взятия Бастилии должна была быть днем провозглашения братства всего французского народа. Так предполагалось отпраздновать день победы народа над абсолютизмом. К этому дню были сделаны самые пышные приготовления. Местом празднества назначено было Марсово поле, и оно было приспособлено ко вмещению 400 000 человек. Посредине возвышался алтарь отечества, сооруженный в античном стиле, а вокруг него был устроен амфитеатр, в котором должны были разместиться король, национальное собрание и муниципалитет. Всю Францию охватило шумное воодушевление, когда было предписано отпраздновать этот праздник. Выше, чем где-либо, поднимались волны воодушевления в Париже. Для выполнения работ на Марсовом поле потребовалось 12 000 рабочих.

Работы, однако, медленно подвигались вперед, и стали возникать опасения, что они не будут закончены к 14 июля; кроме того, носился слух, что рабочие подкуплены реакционерами. Парижское население тысячами устремилось на Марсово поле, чтобы закончить работы. Можно было видеть, как нарядные дамы соревновались с поденщиками в работе лопатой и заступом. «Работали, – рассказывает очевидец, – мужчины и женщины, старики и дети, герцоги и поденщики, епископы и парикмахеры, главные откупщики и повара, кавалеры ордена Людовика и проститутки, – все в мирном согласии, дружно распевая песни свободы». Благодаря этому приготовления вовремя были закончены, и праздник великолепно удался, хотя официальная часть его оказалась, пожалуй, наименее значительной. Значение праздника заключалось главным образом в том, что преданные свободе люди из разных частей Франции познакомились друг с другом и приняли твердое решение всеми силами отстаивать завоевания революции.

Прибыло необозримое число представителей от департаментов, и праздник объединения, который должен был произвести сильное впечатление на весь культурный мир, начался со всей торжественностью. Процессия открывалась батальоном вооруженных детей и замыкалась батальоном вооруженных стариков; она двинулась с того места, где раньше стояла Бастилия, и направилась к Тюильри; здесь она забрала двор и в сопровождении национальной гвардии и национального собрания пошла на Марсово поле. Необозримая толпа сопровождала процессию; город пестрел флагами и цветами; был сделан пушечный салют в 101 выстрел. Среди участников процессии можно было заметить и немецкого барона Жана-Баптиста Клоотца, атеиста и приверженца всемирной республики, он вел с собой значительное число людей, одетых в чужеземные костюмы и изображавших представителей других народов; с этой странной, возбуждавшей всеобщее внимание депутацией он явился раньше в национальное собрание. Народ собрался уже на Марсовом поле и стоял в полном порядке. На алтаре отечества сперва отслужили мессу и, по иронии судьбы, выполнил это не кто иной, как знаменитый Талейран; при этом алтарь окружало 300 священников в белых ризах и трехцветных (синий, белый, красный) шарфах. Талейран благословил и орифламму, древний штандарт французских королей, и знамена 83 департаментов. Затем появился Лафайет, истинный герой этого праздника, назначенный главнокомандующим национальных гвардий всего французского королевства. Под непрерывающиеся крики приветствия всего собрания два гренадера взнесли его на алтарь отечества, и оттуда он привел собравшийся народ к присяге: «Мы клянемся в вечной верности народу, закону и королю, клянемся защищать всеми силами выработанную национальным собранием и принятую королем конституцию и сохранить неразрывные узы братства со всеми французами».

400 000 голосов собравшегося народа с воодушевлением ответили на это громовым «клянусь». Раздался салют, зазвучали трубы, послышался лязг оружия объединенных и национальной гвардии. Буря воодушевления пронеслась над Марсовым полем. Тогда выступил король и поклялся «твердо и верно соблюдать выработанную уже и подлежащую еще выработке конституцию» , напоминая этим о том, что выработка еще не закончена. Королева подняла вверх своего сына со словами: «Вот мой сын. Мы с ним разделяем образ мыслей народа». Народ тысячами голосов приветствовал «австриячку», «madam Veto», как впоследствии ее иронически называли. Народ всерьез принимал это братание и присягу конституционной монархии. Вскоре уже должно было обнаружиться, как мало значения придал всему этому двор.