Вильгельм Йозеф Блос - История французской революции. От первых дней до Директории [litres]

Гебертисты подверглись со стороны историков самым резким нападкам. В этом отношении им пришлось подвергнуться участи всех тех людей, которые заступаются за бедные слои народа. Можно согласиться с тем, что среди них было несколько экзальтированных и резких людей, но, во всяком случае, их республиканский патриотизм был так же искренен, как патриотизм других партий. Они пали жертвою классовой ненависти, жертвой ограниченной идеи «добродетельного государства» и стремления «людей добродетели» к власти. Но, уничтожив коммуну и казнив ее вождей, комитет благоденствия подрубил тот сук, на котором он сам сидел. Парижское население относилось с большим доверием к деятелям коммуны, доставлявшим ему всегда в моменты самой острой нужды средства существования. А новые деятели коммуны могли в ответ на вопли голодных парижан обещать только одно, а именно, что враги республики будут впредь наказываться еще строже, чем прежде. Парижское население не забыло казни гебертистов так легко, как это предполагал комитет благоденствия.

Реакция, начавшаяся с момента падения гебертистов, должна была поглотить всю партию Горы.

Тотчас же после казни вождей гебертистов комитет благоденствия занялся приготовлением к тому, чтобы уничтожить правую фракцию Горы, дантонистов. Дело в том, что Робеспьер боялся как бы его, после того как он отправил на эшафот самых решительных революционеров, не причислили к умеренным элементам Горы. Кровь уморенных представителей партии должна была доказать, что сам Робеспьер не склонен к умеренности.

Дантон провел некоторое время у себя на родине в Арси на Оби и вернулся затем в Париж с тяжелыми предчувствиями. Вернувшись по приглашению своих политических друзей в столицу, он имел свидание с Робеспьером. Но оказалось, что старая, завязавшаяся при посредничестве Демулена дружба между обоими вождями революции исчезла, и Дантон расстался с Робеспьером очень холодно. Сближения не произошло. Дантон видел надвигающуюся на него грозу, но ничего не предпринял. Да и что было ему предпринимать? Бежать? Но какая страна примет его? Если бы он поднял в конвенте свой могучий голос и повел энергичную борьбу против правительства, то могло бы быть еще сомнение в том, станет ли конвент на сторону Робеспьера и комитета благоденствия. Но он флегматично покорился своей участи. «Лучше быть казненным, – сказал он как-то раз, – чем самому казнить других». Он говорил, что жизнь ему надоела. А одному другу, советовавшему ему бежать из Франции, он ответил: «А разве можно унести с собою свое отечество ?»

Вечером 30 марта 1794 года какой-то канцелярский чиновник передал ему, что в комитете благоденствия говорили об его аресте. Вспоминая сыгранную им роль в революции, Дантон ответил: «Они не решатся на это».

Однако они решились.

Ночью Дантон был арестован по приказанию всемогущего комитета благоденствия. Приказание последовало после доклада Сен-Жюста. Арестованы были также Камилл Демулен, Геро де Сешель, Лакруа, Филиппо Вестерман и еще некоторые другие дантонисты. Шабо, Фабр д’Эглантин, Базир и еще четверо других приверженцев Дантона были еще раньше арестованы за подделку какого-то декрета, и вот теперь суд нарочно соединил процесс о подделке с процессом Дантона. Дантонистов обвиняли в том же, в чем обвиняли гебертистов, а именно: будто бы они подкуплены иностранными государствами и хотят погубить республику. Но в то время, как гебертисты думали достигнуть этого своими крайностями, дантонисты, наоборот, рассчитывали на свою умеренность. Специально против Дантона выставлялось старое обвинение в том, что он был подкуплен двором и что в Бельгии принимал участие в грабежах. По нашему мнению, ни первое, ни второе обвинение не могло быть доказано фактами.

У Дантона не было опоры в конвенте и клубах. Но, когда разнеслась весть об его аресте, Париж все-таки заволновался. В конвенте поднялся друг Дантона Лежандр и потребовал, чтобы арестованные были приведены в конвент. Но против Лежандра выступил Робеспьер. Он пустил в ход все свое ораторское искусство, угрожал всевозможными бедствиями и в конце речи воскликнул: «Мы не хотим идолов». Это восклицание было встречено конвентом с большим одобрением. Сен-Жюст прочел удачно составленный доклад, в котором он собрал сплетни об арестованных и изображал их как безнравственных людей, подкупленных иностранными государствами. Конвент притворился, будто он верит всему этому, и из боязни перед всесильными комитетами депутаты согласились пожертвовать головами Дантона и его друзей, чтобы спасти свои собственные.

Арестованные сидели в Люксембурге, где Дантон изрекал свои остроумные крылатые слова, а бедный Камилл Демулен, проживший со своей прекрасной молодой женой Люсиль Дюплесси радостную идиллию, написал те самые знаменитые письма, которые являются самыми трогательными творениями любящего сердца, мучающегося в предчувствии смерти. Но на суде Дантон и его друзья держались мужественно и гордо. Они защищались очень умело и, казалось, они все еще надеялись избегнуть эшафота. При допросе они давали трибуналу очень оригинальные и замечательные ответы. Так, например, Дантон на вопрос об имени, возрасте и месте жительства ответил: «Я – Дантон, хорошо известный деятель революции, мне 35 лет; моей обителью скоро будет ничто, а мое имя будет жить в Пантеоне истории».

Народ массами толпился в суде, чтобы увидеть этих знаменитых вождей революции. Он волновался и уже раньше проникся участием к молодой, красивой жене Камилла, в отчаянии блуждавшей вокруг темницы своего мужа. Громовой голос Дантона возбуждал народ, этот голос заглушал звонок председателя трибунала. Присяжные начали колебаться, а обвиняемые все решительнее требовали, чтобы их поставили на очную ставку с их обвинителями и клеветниками. Но трибунал закрыл дебаты под предлогом, будто обвиняемые оскорбили его, Дантон и его друзья были присуждены к смертной казни. «Нас приносят в жертву честолюбию нескольких трусливых разбойников, – сказал Дантон, – но недолго будут они вкушать плоды своей преступной победы. Я потащу за собою Робеспьера. Робеспьер последует за мной».

Предсказание Дантона оправдалось.

Дантонисты были казнены 5 апреля 1794 года. Они умерли без всякой боязни. Дантон потребовал от палача, чтобы он показал его голову народу, и это его требование было исполнено.

Так погиб Дантон, могучая энергия которого некогда спасла Францию от нападения иностранных государств и от внутренней реакции. У этого человека бывали дикие вспышки, но он не был способен на систематическую жестокость. Вместе с ним умер блестящий поэт Камилл Демулен, едкие остроты которого часто поражали тех, в кого он даже и не метил. По дороге на место казни он вспомнил 12 июля, когда он в Пале-Рояле обращался к народу с требованием взяться за оружие для борьбы со двором. «Так вот какова награда, – сказал он с болью в сердце, – первому апостолу свободы! Бедный Камилл! Он был соткан из слишком нежной материи для этой революции, низвергавшей и разбивавшей железных колоссов». Оба этих друга сделали все для того, чтобы придать жар и энергию революции. Но теперь они стали в неподходящий момент требовать умеренности и погибли на эшафоте.