Ник Реннисон - 1922: Эпизоды бурного года

Страшные события в Смирне стали нечаянными последствиями войны, которая погрузила страну в хаос. Также виной – конфликт между двумя взглядами на будущее Малой Азии. По одну сторону конфликта находился человек, которого назовут Кемалем Ататюрком. Он стремился оставить в прошлом руины старой империи и хотел видеть на ее месте новую, современную и единую турецкую нацию. По другую сторону – Элефтериос Венизелос, грек, политический деятель, и его «Великая идея». Венизелос мечтал раздвинуть границы Греческого государства и занять всю ту территорию Малой Азии, где имелось значительное греческое население. Эти два проекта никак не могли бы ужиться, и конфронтация была неизбежна.

В мае 1919 года греческие войска, пользуясь поддержкой союзников, в том числе британского премьер-министра Дэвида Ллойда Джорджа, заняли Смирну и ее окрестности. Весь последующий год греческие силы продвигались вглубь полуострова. К лету 1921 года они уверенно наступали, а турецкие националисты под командованием Кемаля отступали. Король греков Константин I находился на троне спорадически: однажды он отправился в изгнание, оставив на престоле сына Александра. Последний скончался в возрасте двадцати семи лет – его укусила ручная обезьянка, и Александр смертельно заболел сепсисом. На трон вернулся его отец. И вот он триумфально въезжает в Смирну, прославляемый греческим населением. Константин видел в Турции слабого противника и был твердо уверен, что нужно наступать дальше. Турки не могли ему противостоять, считал Константин: «Время им снова исчезнуть – вернуться в глубины Азии, откуда они явились». И армия, и генералы в большинстве поддерживали короля: они были готовы прогнать турок из Малой Азии. Но они недооценивали своего противника – и недооценивали местность, за которую собирались воевать.

К началу сентября 1921 года греческие войска оказались в сердце Турции, однако наступление захлебывалось. Продовольствие кончалось, и под атаками турецкой нерегулярной армии поставлять его становилось все труднее. В конце концов греки вынуждены были отступить на менее опасные позиции. Но назад идти тоже было невозможно: греческая армия оказалась зажата в кольцо посреди Малой Азии. Оставалось одно – покрепче стоять на земле и надеяться на лучшее.

Львиную долю года греческие солдаты, быстро терявшие боевой дух, не могли двинуться с места. Будущее выглядело тем более мрачным из-за человека, который каким-то образом оказался командующим всей так называемой «армией Малой Азии». Генерал Георгиос Хадзианестис имел за плечами пеструю военную карьеру. К концу лета 1922 года его ментальное здоровье серьезно пошатнулось. Иногда он бредил: ему казалось, что его ноги сделаны из стекла, и он отказывался подниматься, боясь разбить их. Разумеется, многие считали, что ему место скорее в доме для умалишенных, чем на посту главнокомандующего.

Под его началом армия находилась в плачевном состоянии: усталые, давно не бывшие дома солдаты больше не хотели сражаться. 26 августа Кемаль повел свои войска в наступление. «Наша цель – Средиземное море», – так он сказал. Не прошло и нескольких дней, как турецкая армия одержала блистательную победу. Греческие батальоны были сметены с лица земли. Десятки тысяч попали в плен. Уцелевшие отряды беспорядочно бежали с поля боя, надеясь добраться до побережья. Они останавливались только ради того, чтобы предать огню встречные города и поселки. Вскоре в движение пришла огромная человеческая масса: военные и гражданские пытались покинуть территорию, погруженную в хаос. К 6 сентября первые беглецы добрались до окрестностей Смирны. Свидетельница происходящего писала в письме: «Бесконечный поток греческих бойцов… Движутся нестройной толпой: оборванные, изнуренные. А за ними – сотни беженцев: и греки, и турки… И под палящим солнцем, в клубах жгучей пыли все едва переставляют ноги».

На рассвете следующего дня на улицах Смирны ютились уже больше ста тысяч беспомощных беженцев – и с каждым часом тысячи и тысячи прибывали. В субботу 9 сентября в город вошли победители – солдаты Кемаля. Казалось, что их отличает строгая дисциплина. Никто не верил людям, мрачно предсказывающим хаос и разрушения. Гортензия Вуд, происходившая из преуспевающей торговой династии, которая вместе с ей подобными входила в высшее общество Смирны, написала в дневнике: «Идеальная дисциплина – и идеальная тишина. Ни выстрела. Так сменилось и правительство с греческого на турецкое: совершенно спокойно. Тревоги иных не оправдались». Жителей Смирны успокаивало и то, что в гавани бросили якорь военные корабли великих европейских держав, в числе которых – одиннадцать английских судов и пять французских. Даже если турецкие войска поведут себя неблагоразумно, этот грозный флот, конечно же, защитит город!

Однако среди греческого и армянского населения многие встретили войска Кемаля с ужасом. И правы оказались они, а не оптимисты вроде Гортензии Вуд. К утру воскресенья турецкие войска налетели на армянские районы Смирны. Некоторые из налетчиков принадлежали к нерегулярной армии, но остальные – определенно находились под прямым командованием Кемаля. Митрополит Хризостом Смирнский оказался перед неистовой толпой, закончив встречу с турецким главнокомандующим. Его схватили и подвергли ужасающим мучениям. По словам свидетеля, «его били кулаками и палками, плевали ему в лицо, непрерывно кололи ножами и саблями. Оторвали бороду, выкололи глаза, отрезали нос и уши». Попытались вмешаться французские солдаты, но командир остановил их: ему строго приказали сохранять нейтралитет. Изувеченного митрополита оттащили в дальний закоулок, где он умер от ран. Через семьдесят лет Элладская православная церковь причислила его к лику святых.

Положение в Смирне все ухудшалось. К утру вторника город наводнили уже десятки тысяч беженцев, почти все – греки, спасавшиеся от военных действий в глубине полуострова, и с каждым часом их делалось все больше. Попав в город, эти люди оказывались беззащитны перед турецкими солдатами: от дисциплины тех не осталось почти и следа. Офицеры не могли контролировать рядовых. Греки и армяне Смирны страдали от зверств. Город быстро погрузился в анархию. Грабеж, убийства и насилие стали обычным делом. Преподобный Чарльз Добсон, викарий англиканской церкви в Смирне, с отвращением следил за событиями. Бесстрашно выходя из дома, он видел вокруг одни трупы. «В закоулках все время стреляют, – писал он. – Потом оттуда слышатся крики, кто-то в панике спасается бегством. Турки даже не скрывают повсеместный грабеж». Самые ужасные сцены, пожалуй, ждали его в армянском квартале: «Особенно меня поразила груда [трупов] женщин и младенцев. Рядом лежала молодая девушка, почти нагая, с простреленной грудью, на бедрах и гениталиях – запекшаяся кровь. Нетрудно было догадаться, какая судьба постигла ее перед смертью».