Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Впрочем, разновидность революции, при которой политический порядок и власть внезапно испаряются, а мужчины и женщины (насколько последним это разрешено) остаются на улице и вольны действовать по своему усмотрению, оказалась редкой в двадцатом столетии. Даже наиболее близкий нам по времени пример внезапного крушения существующего строя – Иранская революция 1979 года – отнюдь не была стихийной, несмотря на необычайно единодушные выступления народных масс Тегерана против шаха, большинство из которых были спонтанными. Благодаря структуре иранского клерикализма новый режим был заложен в обломках старого, хотя и не сразу приобрел четкие формы (см. главу 15).

В действительности типичная поcлеоктябрьская революция “короткого двадцатого века” (мы не учитываем здесь локальные волнения) или была инициирована государственным переворотом (как правило, военным) и захватом столицы, или являлась следствием продолжительного вооруженного противостояния (как правило, в сельских районах). Поскольку младших офицеров радикальных или левых взглядов было достаточно много в бедных, отсталых странах, где военная жизнь обеспечивала перспективы успешной карьеры для способных и образованных молодых людей, не имеющих семейных связей и средств, подобные перевороты являлись типичными для таких государств, как Египет (выступление “свободных офицеров” в 1952 году), Ирак (революция 1958 года), Сирия (несколько переворотов, начиная с 1950‐х годов) и Ливия (свержение монархии в 1969 году). Военные являются неотъемлемой частью революционной истории Латинской Америки, хотя там они редко брали в свои руки государственную власть, защищая откровенно левые идеи. С другой стороны, к удивлению большинства наблюдателей, в 1974 году именно военный путч, совершенный молодыми офицерами, которых разочаровали и радикализовали долгие оборонительные колониальные войны, опрокинул самый старый диктаторский режим в мире (“революция красных гвоздик” в Португалии). Однако их союз с сильной коммунистической партией, вышедшей из подполья, и различными радикальными марксистскими группами просуществовал недолго, к облегчению Европейского сообщества, в которое Португалия вскоре вступила.

Социальная структура, идеологические традиции и политические функции вооруженных сил в развитых странах заставляли военных, интересовавшихся политикой, выбирать правые партии. Перевороты в союзе с коммунистами или даже с социалистами были не в их интересах. Правда, в освободительных движениях во французской колониальной империи бывшие солдаты подготовленных Францией в своих колониях туземных войск (гораздо реже – офицеры) сыграли заметную роль, особенно в Алжире. Их опыт, полученный во время Второй мировой войны и после нее, был в основном негативным, и не только по причинам традиционной дискриминации, но также потому, что выходцев из колоний, составлявших большую часть солдат “Свободной Франции” генерала де Голля, как и участников Сопротивления преимущественно нефранцузского проиcхождения, затем быстро отодвигали на вторые роли.

Среди солдат армии “Свободной Франции” на официальных парадах победы после освобождения было гораздо больше белых, чем среди тех, кто в действительности заслужил славу, сражаясь в рядах Сопротивления. Тем не менее в целом колониальные армии имперских держав, даже когда ими командовали военачальники из местных, оставались лояльными, или, вернее, аполитичными, даже с учетом пятидесяти тысяч индийских солдат, служивших в “индийской национальной армии” под руководством японцев (Echenberg, 1992, р. 141–145; Barghava and Singh Gill, 1988, p. 10; Sareen, 1988, p. 20–21).

Путь к революции через долгую партизанскую войну был открыт довольно поздно, лишь в двадцатом веке; возможно, это произошло потому, что такие методы борьбы, осуществляемые в основном в сельских регионах, исторически ассоциировались с устаревшими идеологиями, которые скептически настроенные городские наблюдатели легко путали с консерватизмом или даже с реакцией и контрреволюцией. В конце концов, партизанские войны времен Французской революции и Наполеона неизменно были направлены против Франции и никогда в поддержку этой страны или ее революции. Само слово “герилья” (guerrilla ) вошло в марксистский словарь только после Кубинской революции 1959 года. Большевики, которые во время гражданской войны вели регулярные боевые действия наряду с нерегулярными, использовали термин “партизан”, ставший общепринятым во время Второй мировой войны благодаря движению Сопротивления, поддерживаемому Советами. Оглядываясь в прошлое, удивляешься, почему действия партизан не сыграли почти никакой роли во время Гражданской войны в Испании, хотя там должно было быть достаточно возможностей для их деятельности в республиканских районах, оккупированных силами Франко. Коммунисты стали организовывать довольно значительные партизанские центры после Второй мировой войны. Ранее в багаже творцов революций такого средства просто не имелось.

Исключением стал Китай, где эту новую стратегию начали применять некоторые (но не все) коммунистические лидеры после того, как Гоминьдан в 1927 году под руководством Чан Кайши выступил против своих бывших коммунистических союзников, а коммунистические восстания в крупных городах потерпели сокрушительное поражение (как произошло в Кантоне в 1927 году). Мао Цзэдун, главный сторонник новой стратегии, которая в конце концов сделала его лидером коммунистического Китая, не только исходил из того, что после пятнадцати лет революции обширные регионы Китая оказались неподконтрольны центральной власти, но и, как преданный почитатель “Речных заводей”, великого классического романа китайского социал-бандитизма, видел в партизанской тактике традиционную для его страны форму социальной борьбы. Каждый получивший классическое образование китаец, без сомнения, заметил бы сходство между созданными Мао в 1927 году в горах тремя первыми партизанскими зонами и горной крепостью героев “Речных заводей”, подражать которым молодой Мао призывал своих сокурсников еще в 1917 году (Schram, 1966, р. 43–44).

Однако стратегия Китая, какой бы героической и вдохновляющей она ни была, казалась неподходящей для стран, где были налажены современные внутренние коммуникации, а правительства имели обыкновение управлять всей территорией, как бы это ни было далеко и физически трудно. Между прочим, вначале методы Мао не были особенно успешны и в самом Китае, где националистическое правительство, осуществив несколько военных кампаний, в 1934 году вынудило коммунистов оставить созданные ими свободные советские территории в главных регионах страны и отступить в ходе легендарного Великого похода в отдаленный малонаселенный пограничный регион на северо-западе.