Игорь Сенченко - Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

Прежде чем перейти к изложению истории советско-кувейтских отношений, представляется уместным сказать несколько слов о взаимоотношениях Кувейта с Российской империей. Во времена «новой политики» Российской империи в зоне Персидского залива, «политики дела» (начало XX столетия), Кувейт находился в фокусе внимания Санкт-Петербурга в этом районе мира. Начало дипломатических контактов между Россией и Кувейтом можно датировать 1896 г., когда Кувейт посетил секретаррь российского консульства в Багдаде Владимир Федорович Машков (1858–1932). Начиная с 1899 г., то есть после прихода к власти в Кувейте в 1896 г. шейха Мубарака Аль Сабаха (правил 1896–1915), контакты эти приобрели регулярный характер.

Документы Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) рассказывают, что в трудные для шейха Мубарака времена, наступившие после поражения (весна 1901 г.) в схватке с Ибн Рашидом, правителем Джабаль Шаммара, и ожидая, что тот предпримет набег на Кувейт, и что турки его поддержат, правитель Кувейта «активно искал помощи извне». Обращался за ней и к Российской империи. Просил (март 1901 г.) через посредника, русского подданного Аббаса Алиева, ежегодно совершавшего из Басры поездки в Кувейт по торговым делам, передать русским консулам в Багдаде, Бендер-Бушире и Басре, «просьбу взять его под русское покровительство». Более того, о «готовности разрешить русским принять меры, необходимые для безопасности Кувейта. И, если нужно, водрузить даже русский флаг на территории Кувейта, искони принадлежащей роду Мубарака Аль Сабаха» (1).

Документы АВПРИ свидетельствуют, что шейх Мубарак, «правитель умный, осторожный и фантастически предусмотрительный» (так его характеризовали российские дипломаты), «взирал на Россию как на союзника в деле отстаивания независимости Кувейта».

Дальнейшие события, связанные с русско-японской войной и трагедией русского флота в Порт-Артуре, помноженные на настоятельную необходимость России в кредитах, – все это, вместе взятое, и заставило Санкт-Петербург свернуть «политику дела» в зоне Персидского залива. В 1907 г. Российская империя, подточенная целым рядом обстоятельств внутреннего и внешнего характера, вынуждена была подписать соглашение с Англией, знаменовавшее собой ее поражение в схватке с Великобританией за расширение своего влияния в Аравии и в бассейне Персидского залива (2).

С тех самых пор и до начала 1960-х годов Кувейт никаких отношений ни с Российской империей, ни с Советской Россией не поддерживал. Исключением можно считать предоставление Кувейтом во время 2-ой мировой войны барж и барок союзникам СССР по антигитлеровской коалиции для транспортировки помощи Советскому Союзу, осуществлявшейся в том числе и через «персидский коридор».

О возобновлении внимания Москвы к зоне Персидского залива вообще и к нефтяным шейхствам Аравии в частности на Западе вновь заговорили после того, как 25 августа 1940 г. 40 тысяч советских солдат вошли в Иран. Цель операции, предпринятой Москвой совместно с 15-тысячным английским корпусом, состояла в том, чтобы предотвратить возможность захвата странами Оси, то есть Германией и ее союзниками, иранских нефтяных месторождений и нефтеперерабатывающего завода в Абадане. Однако по истечении некоторого времени англичане активно использовали факт советского военного присутствия в Иране для нагнетания антисоветской истерии в странах бассейна Персидского залива. Не исключали даже вероятности «большой советской интервенции» в этом районе мира. Высказывались в том плане, что, случись, Советский Союз обретет морской порт на побережье Персидского залива, то это создаст угрозу стратегическим интересам Англии, так как Москва вплотную приблизится к нефтяным полям Ирана, Ирака и прибрежных шейхств Аравии. «Выход русских на побережье Персидского залива», определенно, по мнению англичан, создал бы угрозу морским коммуникациям, используемым ею для судоходных связей с шейхствами Аравийского побережья и с Британской Индией.

Контакты Кувейта с Россией, но уже со Страной Советов, возобновились только в начале 1960-х годов, после обретения Кувейтом независимости, во времена правления шейха ‘Абд Аллаха III (правил с 25 февраля 1950 г. по 24 ноября 1964 г.).

Из истории Кувейта известно, что 25 февраля 1950 г. совет старейшин Дома Сабахов (правящая в Кувейте династия), состоявший из 12 членов, собрался на маджлис (встречу) для избрания нового правителя. Им стал 55-летний шейх ‘Абд Аллах (1895–1964), сын шейха Салима ал-Мубарака Аль Сабаха, девятого правителя Кувейта (1917–1921), и племянник шейха Джабира ал-Мубарака, восьмого властелина Кувейта (1915–1917).

К моменту прихода к власти шейх ‘Абд Аллах уже достаточно громко заявил о себе в жизни шейхства. Занимал посты главы Консультативного совета. На протяжении десятилетий отвечал за финансы Кувейта. Историки отзываются о нем, втором эмире «нефтяной эпохи» Кувейта, как о государе достойном и благородном (3).

Встав у руля власти, шейх ‘Абд Аллах хорошо понимал, что для того, чтобы выжить в новом, быстро меняющемся мире, шейхство надо модернизировать. В соответствии с его поручением английские специалисты подготовили первый план экономического развития и первый бюджет страны, прописав в нем статьи о строгой отчетности за расходованием финансовых средств каждым из государственных департаментов и ведомств (4).

Для проведения масштабных экономических преобразований и широких социальных реформ требовались деньги. Взять их, кроме как от торговли нефтью, было неоткуда. И шейх ‘Абд Аллах III добился изменения условий концессионного соглашения от 1934 г. с «Кувейтской нефтяной компанией» – настоял на прописании в тексте статьи этого соглашения, определявшей условия распределения прибыли, формулировки «пятьдесят на пятьдесят». Это сразу же отразилось на доходах Кувейта, притом существенно. Так, уже в 1952 г. поступления от экспорта нефти за текущий год составили столько же, сколько за предыдущие шесть лет (5).

5 октября 1960 г. эмир издал указ о создании «Кувейтской национальной нефтяной компании» (60 % в ней принадлежало правительству, остальные – частным лицам из числа коренных жителей).

Население Кувейта, насчитывавшее в 1939 г., по оценке англичан, 100 тыс. чел., к 1952 г. увеличилось до 160 тыс. чел. (из-за большого притока иностранной рабочей силы в связи с началом осуществления проектов экономического развития). В 1957 г., согласно первой в истории Кувейта перепеси населения, в стране проживало уже 206 тыс. чел., а в 1965 г. – 567 тыс. человек.

Подавляющее большинство коренного населения Кувейта составляли арабы, представленные потомками автохтонов Кувейта – племенами бану ‘утуб, ал-‘авазим, банурушайда, бану халид, ал-да-васир, ал-‘аджман, ал-‘аназа и ал-зафир. Имелись крупные общины арабов-мигрантов из Эль-Хасы (хасавийа) и с Бахрейна (бахарны), а также колония персов (30 тыс. чел.). Численность ливанцев среди населения Кувейта в начале 1950-х годов, в период модернизации экономики, не превышал 5 %, но влияние их в кувейтском бизнесе историки называют невероятно огромным. На иорданцев и палестинцев приходилось 10 % жителей страны; на египтян – 5 %. Палестинская колония год от года увеличивалась, и в 1966 г., по словам представителя ООП в Кувейте, Хейра ад-Дина Абу Джабина, в стране проживало 70 тыс. палестинцев (6).