Борис Акунин - После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II

На военные расходы пойдет очередной громадный французский заем в 2,5 миллиарда франков, согласованный в феврале.

Весной во многих регионах стало неспокойно из-за массовых забастовок. Такого размаха волнений не бывало со времен Больших Беспорядков. Особенно горячо было в Петербурге, где из-за роста промышленности рабочие стали составлять невиданно высокий процент населения — больше половины всех обитателей. (Через три года, в поворотный миг истории, это обстоятельство сыграет очень важную, может быть, даже решающую роль.)

В конце апреля в столице началась всеобщая забастовка — притом политического свойства, в солидарность с бакинскими рабочими, которые парализовали добычу нефти и угрожали оставить без топлива промышленность всей страны.

В июне — июле обстановка в Петербурге стала еще большей проблемой, чем бакинская. Количество бастующих дошло до 200 тысяч. Чувствуя свою силу, они действовали всё активней. Полиция начала применять оружие, появились убитые и раненые. В ответ на рабочих окраинах выросли баррикады, в городе почти перестали ходить трамваи — главный вид общественного транспорта.

Фактор забастовок тоже повлиял на принятие решения о войне — совершенно по той же логике, что в Британии. Внешний враг объединяет нацию и перенаправляет социальную агрессию в иное, полезное для правительства русло.

Так и вышло. Сразу после 1 августа (по-русски 19 июля) рабочие утихли, да еще стали устраивать массовые патриотические демонстрации. Война — сильный наркотик.

Беспорядки в Петербурге. Июль 1914 года

Ни в одном из правительств и генеральных штабов не планировали воевать долго. Все были уверены, что судьба всеевропейского столкновения решится за несколько недель, максимум — к концу года.

События в самом деле развивались стремительно. Темп задали немцы. Они умели и быстро запрягать, и быстро ехать.

План, разработанный выдающимся стратегом, начальником генштаба Альфредом фон Шлиффеном, был доработан и модифицирован его преемником Хельмутом фон Мольтке. Предусматривались все возможные ситуации, в том числе и та, что сложилась в августе 1914 года: Франция с Россией выступили одновременно и к ним присоединилась Британия. Согласно этому варианту (он назывался «Ауфмарш-2»), 20 % всех сил должны были прикрывать восток в течение полутора месяцев, которые понадобятся русским для их неповоротливой мобилизации. За это время четыре пятых германской армии, в том числе самые лучшие части и вся сверхтяжелая артиллерия, обойдут французские пограничные укрепления с севера, через нейтральную Бельгию, быстрым броском выйдут прямо к Парижу, разгромят с фланга основные силы неприятеля и принудят его к сдаче, а потом 90 % дивизий будут поездами переброшены на восток.

Германская армия была превосходна — несомненно лучшая в Европе, и управление войсками немецкие генштабисты довели до уровня высокого искусства. Весьма рискованный, даже авантюрный план был так тщательно разработан, что имел хорошие шансы на успех.

Французский стратегический «План XVII» оказался слабее и сразу провалился. Главнокомандующий Жоффр тоже мыслил наступательно, собирался вести бои на территории неприятеля, поэтому французская армия незамедлительно вторглась в Эльзас-Лотарингию и Люксембург, однако повсюду была отбита и откатилась назад.

Однако у немцев дела тоже пошли негладко. Великолепный план Шлиффена-Мольтке оказался под угрозой, потому что Бельгия оказала упорное сопротивление, какого от нее никто не ждал. На проход через маленькую страну — с очень тяжелыми боями и немалыми потерями — германцы потратили гораздо больше времени, чем рассчитывали, и вышли на заданные рубежи только к 25 августа.

За это время на континенте успели высадиться британские дивизии, а у французов хватило времени перекинуть войска на защиту Парижа. Самым же неприятным сюрпризом для немцев была скорость, с которой русские мобилизовали достаточно войск, чтобы развернуть наступление на Восточную Пруссию. Первые бои там произошли уже 17 августа, а несколько дней спустя подошли и основные силы.

Оказавшись перед угрозой вражеского вторжения, немцы были вынуждены спешно снять с Западного фронта, накануне решающего сражения, два пехотных корпуса и кавалерийскую дивизию.

Кампания 1914 года на Западном фронте. М. Романова

Надежды на блицкриг провалились в сентябре, когда немцы в сражении на реке Марне не сумели разгромить франко-английские войска и взять Париж, хотя до него оставалось всего 40 километров. В решающий момент близость к столице даже помогла французам: они мобилизовали все парижские такси, набили автомобили солдатами и смогли заткнуть дыру в своей обороне.

Человеческая история не знала сражений такого масштаба и кровопролития. В общей сложности с обеих сторон в баталии участвовало 2 миллиона человек. Потери превысят полмиллиона.

Не сумев прорваться к Парижу лобовым ударом, немцы попробовали обойти город с севера, но точно такой же фланговый маневр предприняли и французы. В течение целого месяца, до середины октября, противники упорно повторяли одну и ту же тактику — до тех пор, пока не уперлись в Ла-Манш. Это взаимное движение назвали «Бегом к морю». В результате образовалась сплошная линия фронта на сотни километров. Война перестала быть маневренной и стала позиционной. Кавалерийские части, гордость тогдашних армий, в дальнейшем окажутся невостребованными. Судьбу сражений будут решать пехота, артиллерия и саперы.

Больше до конца года на западе ничего существенного не происходило. Центр войны переместился на восток.

В России начало войны, как это всегда бывает, вызвало невероятный эмоциональный взрыв. Подавляющее большинство депутатов Думы — за исключением трудовиков и социал-демократов — объявили, что оставляют «счеты с правительством» и будут оказывать ему полную поддержку. Энтузиазм охватил всё Общество, в том числе его либеральную часть. В российских городах — так же, как в германских, австрийских, французских — проходили массовые патриотические демонстрации. Казалось, все бурно радуются тому, что скоро будут убивать и умирать.

Столицу империи лишили ее неуместно немецкого имени и нарекли «Петроградом». Многие русские немцы, в том числе высшие сановники, стали менять фамилии на славянские. Саблер, обер-прокурор Святейшего Синода, взял фамилию жены и стал «Десятовским». Штюрмер, готовясь возглавить правительство, пожелает именоваться «Паниным», по матери.