Иван Никитчук - Мятущаяся Украина. История с древнейших времен

Гетман, покончив с послами, сразу же тайно направил в Москву Генерального судью Якова Гонзевского и через него письмо к царю Алексею Михайловичу следующего содержания: «Неоднократно и разнообразно давал я знать Вашему величеству о намерениях султана Турецкого и хана Крымского вместе с польским королем объявить вам войну за Астраханское царство и другие претензии, и что они меня к этому приглашают против моей воли и желания, и я отказывался от их предложений до сих пор под разными предлогами, особенно постоянными войнами, которые я вел с поляками. Но теперь, когда эти войны я закончил Зборовским трактатом, то присланные от всех тех держав специальные посланцы настоятельно требовали от меня воевать вместе с их державами с Вашим царством. В противном же случае они объявят мне войну и введут в Малороссию три свои армии. Я сколько ни отказывался крайней своей невозможностью, что требуется немало времени на улучшение разрушенного и оголодавшего, однако они ко всему этому остались глухими и всерьез не берут, подозревая меня в склонности и преданности Вашему величеству и народу Вашему, о чем их проинформировал предатель, который от меня направлялся в Москву, но потом за преступление был присужден к смертной казни. Это судья Гуляницкий, избежавший казни, прячется в Крыму и Польше. Насилу я смог уговорить посланцев с большим для меня пожертвованием, согласившись на 10 месяцев отсрочки для приведения армии моей к надлежащему порядку, а все другие мои просьбы, даже об обычном нейтралитете, остались напрасными. Итак, остается теперь судить о тех делах Вашему величеству и выбирать способы им противостоять самые подходящие и самые надежные, и призываю все клятвы на душу мою, что про войну с Вами и Вашим царством и думать мне несносно. Я отдаю вечной анафеме и божьему суду всякого, который мыслит, как неприятель, по отношению к единоверцам и однородцам, последних остатков в греческой церкви благочестия и древнего апостольского православия, угнетаемого и унижаемого во всем мире магометанством и папством. Но если, Ваше величество, и теперь Вы откажетесь опередить недругов, и допустить их войти в Малороссию со своими армиями, и приневолить меня идти с войсками моими войной на Ваше царство, то извините меня и не осудите, что стану поневоле неприятелем, и на такой случай клянусь перед Богом и целым миром, что буду не повинен в крови единоверных христиан, пролитой за интересы неверных народов. Для отвращения этого зла или, по крайней мере, ради его уменьшения есть надежный способ, то есть объявить полякам войну и ввести сейчас в их земли две армии или два добрых корпуса, один – в Белоруссию и Смоленск, а другой – в Литву. Поляки вынуждены будут оттянуть туда все свои силы, а турецкие и татарские войска я с божьей помощью надеюсь удержать в их границах, придерживаясь оборонной тактики. Если же войска Вашего величества будут счастливы в успехах, так и я в дальнейшем могу принять участие в наступлении. Но все эти положения необходимо утвердить соглашениями и присягами, чтобы не думалось о предательстве, а я всю свою душу открыл перед Вами и свидетель тому бог, что говорю сущую правду».

В ответ на письмо Хмельницкого царь Алексей Михайлович прислал к нему боярина Василия Бутурлина, своего советника, и с ним двух думных бояр, и через них устно и в письме царь сообщал Хмельницкому: «Высокочтимому и славному малороссийскому и казацкому гетману Зиновию Михайловичу Хмельницкому наше царское уважительное слово. Известием Вашим о вражеских помыслах соседних держав и добрыми против них советами мы очень довольны и благодарны вам, предостойный гетман. А войска наши давно стоят на границах своих в хорошем состоянии и благонадежности, но выступить им за границу без доброго приятеля и надежного помощника сомнительно. А если бы ты, гетманушка, соизволил с нами объединиться, то все сомнения были бы отброшены, и мы поручили бы Вам всю свою армию, как человеку разумному и славному воину. А то, что ты пишешь о соглашениях и обязательствах, то мы готовы все исполнить верою и правдою, как закон христианский и совесть повелевают. Однако чтобы в дальнейшем не было разномыслия и колебаний с обеих сторон, то хорошо бы объединиться и укрепиться нам на вечные времена, как единоверным и единокровным, чтоб враги наши не насмехались над нами. А соглашение об этом и давние права малороссийские и казацкие, которые мы за ними укрепим и подпишем за себя и наших наследников, то не будут они нарушены вечно. А что ты предложишь нашим боярам и своими думными людьми для лучшего устройства общих интересов, мы на то будем согласны. И как только соглашение утвердим, то и войска направим на неприятеля немедленно, а между собой воевать нас, храни нас Господь, сам дьявол может на то уговорить, а нам православным и мыслить о таком злом деле, честное слово, грешно. А дума наша есть и будет, чтобы защитить и сберечь народ православный от врагов и мстителей, чего мы и от вас желаем. И видит бог, что в правде и истине и под святою порукой объединиться вечно с Вами и народом Вашим желаем, и Вам о том с уважением пишем».

После прибытия в Чигирин царских послов гетман Хмельницкий созвал чиновников и самых уважаемых казаков от войска и сообщил им о прибытии к нему царских послов, которые приглашают его с войском и народом к единению с Московским царством, и что бывшие ранее у него посланники турецкие, польские, вместе с татарскими, настоятельно требовали у него объединения с их державами и участия в военных действиях против Московского царства за их интересы. При этом он предлагал, чтобы чины и войско, приняв к зрелому рассуждению все эти иностранные требования, решили единогласно, какую из этих держав выбрать и с ней строить свое будущее. Потому что «по нынешним обстоятельствам нам безусловно надо быть на чьей-то стороне, поскольку нейтралитет не принимается, да и на будущее – зависть и интересы соседей не оставят нас в покое и без попыток покорить нас, как я раньше вам об этом говорил, а теперь вы все и сами видите».

Молодые чиновники и казаки высказали снова свое согласие на объединение с турками, убеждая, что «у них военный народ пользуется особым уважением и почетом, для крестьян у них нет еврейский аренды и больших налогов, которые есть в Польше. И, что наиболее важно, у них нет крепостных и людей на продажу, как это имеет место с крестьянством в Московском царстве, и все это видно на примере соседних княжеств – Молдавии и Валахии, которые могут служить за образец. И если, как говорит гетман, нам невозможно быть самими собой без посторонней протекции, то турецкая протекция есть более надежная из других, и, несмотря на их мусульманство, каждый турок, который присягнул своей бородой, никогда уже от этой присяги не отступит и слово свое не сломает. А христианские клятвы и даже присяги бывают только маской, под которой прячется лукавство, предательство и всякого рода неправда, и самые важные свои действия они называют политикой, содержанием которой есть один хитрый обман, и чем тот обман больше и вреднее, тем больше прославляются и возвеличиваются лица, его творящие, как самые первые в государстве и единственные разумные люди и политики».