Николай Свечин - Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Вообще, он нагло блудив как кошка, и труслив как заяц. Это общая характерная черта почти всех петербургских ванек.

Подрядился он раз за тридцать копеек с Васильевского острова в Семёновский полк двух барынь свести. Довёз благополучно, барыни заплатили и проходят себе спокойно в калитку деревянного дома. Не тут-то было, извозчик за ними:

— Обещали, мол, прибавку, заплатите сорок копеек, потому — далече.

Те не слушают и входят во двор своей квартиры — извозчик врывается за ними и начинает шуметь в кухне. Предполагал он, что барыни тут одни, сами по себе живут, и что, значит, наглостью и криком от них лишний гривенник выманить можно, как вдруг выходит муж одной из них, чиновник, и требует билета.

— Какого билета? Ступай к дорожкам и гляди билет, коли хошь. Пущай они деньги заплатят, когда обещали, а обижать-то нашего брата зачем же? — возражает извозчик, однако тоном пониже.

Чиновник предлагает ему убираться.

— Нет, я не пойду, а вы деньги сперва заплатите, я денег не получал ещё.

— Тебе ведь заплачено.

— Когда заплачено? Кто платил? Кто видел, где свидетели? Я хошь под присягу пойду, — хорохорился Миколка.

— А не хочешь ли сперва со мной в часть? — предлагает ему чиновник и велит прислуге кликнуть дворника.

Миколка вдруг бац на колени и начинает плакать:

— Батюшка! Голубчик! Отпустите, простите, заставьте вечно Бога молить! В части ведь трое суток продержит! Больше не буду. Видит Бог не буду.

Чиновник отпускает с миром умолившего Миколку.

Везёт он раз седока часу в двенадцатом ночи по Петровскому острову, мимо него пролетает, обнявшись с нежной дульцинеей, знакомый извозчик, горланя развесёлую песню:

— Здорово, Миколка!

— Здорово»! Ты куда?

— В Колтовскую [249] См. сноску 27 , к нашему трактиру, на всю ночь закачусь… Езжай, что ли со мной — любо будет.

— Ладно, приеду.

И знакомый извозчик скрывается за поворотом в переулок к Ждановскому мосту. Не проехал вслед за тем Миколка и двадцати шагов, как лошаденка его стала, закружилась на месте и заметалась в стороны. Тот её кнутом, кляча брыкается, а сама ещё пуще кружится да дрожки своротить в канаву норовит.

— Задурила, сударь, никак не идёт! Надо слезть будет, — убеждает извозчик седока, а тот, нечего делать, слезает. — Положите, что ваша милость будет. Совсем ничего не выездил, хозяину отдать, — жалобно выпрашивает он, тогда как лошадь продолжает крутиться.

Выклянчив наконец какой-либо двугривенный, Миколка даёт вожжи, быстро поворачивает назад и ещё быстрее с присвистом исчезает за Ждановским мостом вслед за своим знакомым товарищем. А седок в двенадцать часов ночи изволь идти пешком по пустынному парку, и пока-то попадётся новый извозчик за Тучковым мостом.

В другой раз по тому же Петровскому парку и точно также глубокой ночью вез он какого-то пьяного господина. Оборачивается — господин спит себе, усердно раскланиваясь во все стороны. Парень и пересел к нему с козел, поехал потише, залез осторожно в карман, вынул бумажник, а зачем, недолго думая, пустил во всю прыть лошаденку и одним ловким ударом столкнул пьяного на дорогу. Пока тот прочухался и крикнул: «Караул», Миколки уже и след простыл.

Очень уж понравилась ему это лёгкое и прибыльное занятие, и стал он изобретать другие, новые и более осторожные средства для поддержки означенного занятия. Пьяных он очень любит возить, но только сам по себе, а не тогда, когда городовой положит упившееся тело поперёк дорожек и сам усядется с боку на крыле для законного препровождение оного тела в часть. Этого последнего пассажа извозчики вообще сильно недолюбливают, и стоит только городовому показаться около пьяного тела, чтобы все близстоящие извозчики в тот же миг дали стречка. Свести куда-нибудь городового или пьяного в часть считается у них скверной приметой — непременно над головой в тот день беда какая ни на есть стрясётся или, уж по малой мере, выручка больно плоха к вечеру будет.

Нашёл Миколка средство добывать себе постоянно от одного разлюбезного человека «двойчатки», то есть фальшивые жестянки [250] Каждый извозчик имел номер. , помимо своей настоящей, и стал с такими «двойчатками» выезжать к Варшавской, а не то к Московской железной дороге, где всегда перед прибытием поезда толчется огромная гурьба извозчиков и их экипажей.

— Пожалуйте, сударь со мной, — кричит он приезжему, у которого заметил в руках саквояж или небольшой чемоданчик. — Извольте билетец, а мне вещи пожалуйте, я до санок донесу, — предлагает он, сунув приезжему свою «двойчатку» и вырвав у него из рук чемоданчик.

Как только почувствует он на себе эту приятную ношу, так тотчас норовит юркнуть в толпу и затеряться между экипажами. Добравшись до своих саней, Миколка проворно суёт «благоприобретенную» поклажу вниз под полость и удирает восвояси, то есть в какое-нибудь заведение хорошо знакомое, где он может беспрепятственно, по дружбе да по секрету, «переколотить» маклаку-буфетчику либо маклаку-половому свой «вольный товар» на чистые денежки.

— Хочешь, что ль, к молодцам нашим присламиться [251] Войти в долю (примечание автора) , — предлагает маклак Миколке, — ты парень клёвый [252] Подходящий (примечание автора) , и на эфти дела, кажись, больно шустёр.

— А что делать понадобится? — вопрошает клёвый парень.

— Да немного. Клей [253] Воровское дело (примечание автора) один выгорает нонешней ночью — так надо будет с жоржем [254] Вором (примечание автора) одним ухрять [255] Ускакать (примечание автора) от фараонов [256] Городовых (примечание автора) при вольном товаре. Третий слам получишь [257] Треть добычи (примечание автора) . Идёт что-ли?

— Зачем нейдти? Идёт, только чарку магарычного на впрыски для зарученья поставь, — соглашается Миколка, и, хлопнув по ладоням, заручается в воровскую шайку со специальной целью увозить покражу и мазуриков от места преступления.

Впрочем, это последняя профессия относится преимущественно к так называемым лихачам, которые сами заслуживают отдельного очерка.

Итак, Миколка делается негодяем. Но виноват ли в этом Миколка?

Печатается по: Животов Н. Н . "Петербургские профили": В 4 вып. Вып. 1–4. – Санкт-Петербург: типо-лит. А. Винеке, 1894–1895. – 4 т.; 22 см.

Тик – прочная льняная или хлопчатобумажная ткань (здесь и далее, если не оговорено особо, комментарии составителей)

Изношенные сапоги с отрезанными по щиколотку голенищами.

Кафе-шантан и театр-варьете. Размещался на набережной реки Фонтанки, дом 9. В связи с изменением нумерации ныне этот участок занимает дом 13.