Наталия Сотникова - Строптивые фавориты

— Ваше величество позвонили?»

Со временем Абигайль приобрела при дворе другого влиятельного покровителя. Она состояла в родстве с герцогиней Мальборо по материнской линии, но, по прихоти судьбы, по отцу приходилась троюродной сестрой Роберту Харли (1661–1724), видному политику-тори, государственному секретарю. Сара ядовито отметила, что Харли не спешил проявлять родственные чувства к нищенствующим сородичам, ибо «он и видеть их не желал, когда у них не было куска хлеба». Но к концу правления Вильгельма III Сара вынудила его сделать хоть какой-то жест в сторону обездоленных родственников. В это время старшему брату Абигайль позарез были нужны две тысячи фунтов для покупки должности в таможенном ведомстве. Сара написала Харли, сообщая ему, что, если он предоставит половину означенной суммы, она изыщет остальное. Харли счел нужным оказать ей эту услугу.

Как только Анна взошла на трон, Харли постепенно осознал, что эта дальняя кузина может стать полезной для него. Оказалось, что родственница разделяет его политические взгляды и хочет спасти его от цепких лап вигов. В качестве государственного секретаря он имел право на свободный доступ к королеве, но, поскольку его взгляды отличались от мнения Мальборо и Годольфина, ему хотелось внушать Анне свою точку зрения как можно более ненавязчиво. Однако дуумвират держал ушки на макушке и настолько пристально следил за каждым его шагом, что летом 1707 года герцог предостерег лорда-казначея: «Боюсь, что между королевой и мистером Харли слишком много общения». Поэтому государственный секретарь был рад тому, что Абигайль обеспечивала ему возможность тайно навещать Анну или, когда это было трудно устроить, служить проводником его интересов. Английский агент Великого пенсионария Голландии сообщал, что «сии беседы происходили в помещении для фрейлин». По его же донесению, Харли будто бы в полной мере эксплуатировал эту возможность, дабы «вселять в королеву отвращение к деяниям существующего кабинета министров, изображая ей чинимые ими злоупотребления».

Харли также очень ловко вверг Абигайль в положение обязанной ему особы, оказав ей помощь в личной жизни, ибо, похоже, именно он посодействовал ее браку с придворным по имени Сэмюэль Мэшем (1678–1758). Этот восьмой сын обедневшего баронета из Эссекса (читай: человек безо всяких средств к существованию) поступил на королевскую службу подростком, став пажом принцессы Анны. В 1702 году его назначили конюшим, через четыре года Сэмюэль смог получить место камергера принца Георга. Герцогиня Мальборо позже утверждала, что именно она обеспечила ему обе должности, хотя пришла к выводу, что в 1706 году сработали какие-то тайные пружины, видимо, королева хотела ублаготворить свою любимую камер-фрау.

Герцогиня презрительно писала, что Мэшем «прослужил при дворе по меньшей мере двадцать лет, не обратив на себя ни малейшего внимания, будучи всего-навсего добродушным, мягким незначительным мужчиной, отвешивающим низкие поклоны всем подряд и будучи готовым побежать, дабы растворить перед ними дверь». На самом деле он сочетал свое пребывание при дворе со службой армейского офицера, но Сара с понятным негодованием утверждала, что «он в жизни своей не нюхал пороха». Это не совсем соответствовало действительности, поскольку в 1705 году Мэшем участвовал в осаде Гибралтара и по пути домой написал товарищу, что его корабль недавно захватил у врага «несколько тех медных пушек, которые так часто салютовали нам в Гибралтаре».

Один из самых ранних биографов королевы Анны утверждал, что Харли коренным образом содействовал браку Абигайль после того, как та поведала ему, что она «без ума от мистера Мэшема». Харли направил к объекту ее страсти своего человека, уверившего Сэмюэля в необходимости ловить момент, ибо женитьба на фаворитке королевы может высоко вознести его. Невзирая на солидную разницу в возрасте (предположительно Абигайль родилась в 1670 году), Мэшем заверил свою семью, что брак с ней был заключен по любви. Тайная церемония состоялась в июне 1707 года в покоях лейб-медика Анны, доктора Джона Арбетнота, в Кенсингтонском дворце, в присутствии королевы, которая выделила на приданое невесте 2000 фунтов, а Мэшема еще в мае произвели в полковники. Летом того же года Анна несколько раз обращалась к Харли с ходатайством устроить так, чтобы полк Мэшема не посылали сражаться на континент, причем каждый раз ставила условием держать военного министра Генри Сент-Джона в неведении относительно источника этой просьбы.

«Позаботьтесь о том, чтобы полку, по поводу которого я проявляю интерес, не был дан приказ отправиться [за границу] и простите мою дерзость за частое доставление вам беспокойства, поскольку причиной сего является лишь тревога за моего друга».

Примечательно, что королева называет ничтожную, низкого положения прислугу «другом». От герцогини тщательно скрывали новость о бракосочетании, хотя обычай требовал, чтобы Абигайль не только известила свою благодетельницу заранее, но даже испросила бы ее разрешения на сей серьезный шаг. Правда, Сару несколько насторожило, когда Анна 11 июня попросила ей выдать из личного кошелька 2000 фунтов, о чем она с тревогой написала мужу. Тот совершенно беззаботно ответил, что «игра в карты и благотворительность способны поглощать много». Тем не менее во время визита к королеве в июне Сара отпускала такие ядовитые замечания, что Анна была на грани слез и пришла к выводу, что герцогиня наверняка «услышала какую-то новую ложь о ее бедной, несчастной, верной Морли». Когда Сара предположила, что Абигайль обсуждает с королевой политику, оскорбленная Анна отрезала: ей хотелось бы, чтобы «никто не вмешивался в дела больше, чем мисс Хилл».

Анна тем временем совершила поступок, предназначенный дать Саре понять, что она не позволит заставить ее отказаться от семейства Хилл. Королева письменно сообщила Саре, что, согласно ее давней рекомендации, она решила принять на службу Элис Хилл в качестве дополнительной камер-фрау.

«…хотя Абигайль Хилл не жалуется, я вижу, что она так устает каждое утро, когда уходит с дежурства, что, полагаю, было бы жестоко не дать ей некоторого облегчения».

В конце сентября разгневанная Сара встретилась с Абигайль и разбранила ее за предательство:

— Королева чрезвычайно изменилась ко мне, и я не могу отнести это за счет чего-то другого, кроме как тайных уловок!

На это Абигайль, ничуть не теряя самообладания, хладнокровно заявила:

— Я совершенно уверена в том, что королева, которая чрезвычайно любит меня, всегда будет очень добра ко мне.

Сара буквальным образом лишилась дара речи, видя «как женщина, которую я подняла из грязи, принимает столь высокомерный вид», а мисс Хилл невозмутимо удалилась.