Кеннет Кларк - Цивилизация

Кольридж трактует природу в возвышенно-мистическом ключе. Вот он взывает к Альпийским горам в «Гимне перед восходом солнца в долине Шамони»:

От этих строк веет германским духом, и лучшей иллюстрацией им служат картины немецкого пейзажиста Каспара Давида Фридриха. Я часто спрашиваю себя, не был ли Кольридж знаком с творчеством этого выдающегося художника, уж очень близки они по восприятию природы.

Вордсворт относился к природе с пиететом, в душе оставаясь морализирующим англиканином.

Мысль, что природа якобы возмущена поведением человека, представляется мне слегка абсурдной. Но не станем поспешно упрекать Вордсворта в гордыне или недомыслии. Человек, писавший эти строки, немало пережил на своем веку. Юношей он отправился во Францию и сошелся с пылкой молодой француженкой, которая родила ему дочь. Вордсворт увлекся идеями Французской революции, примкнул к жирондистам и только по воле случая не лишился головы.

В Англию он вернулся, преисполнившись отвращения к политическим гримасам революции, но по-прежнему храня верность ее идеалам. Он принялся рассказывать в стихах правду о тяготах бедняков так, как до него никто еще не рассказывал: без проблеска ободрения или надежды. Вордсворт в одиночку совершал долгие пешие прогулки, покрывая милю за милей на Солсберийской равнине или в Уэльсе. Иногда он вступал в разговор с бродягами, нищими, бывшими заключенными, которые встречались ему на пути. Он был совершенно убит бесчеловечным отношением людей к себе подобным… Однажды Вордсворт забрел в Тинтерн. Разумеется, он и раньше не был слеп к красоте природы – это доказывают самые ранние его стихи. Но в августе 1793 года он, подобно Руссо на острове Сен-Пьер, явственно осознал, что, только полностью растворившись в природе, сумеет исцелить свою израненную душу и вернуть себе веру в жизнь. Через пять лет он вновь посетил Тинтерн, и на него нахлынули воспоминания о тех первых впечатлениях.

В отличие от большинства своих последователей в XIX веке, Вордсворт дорого заплатил за право раствориться в природе – как и Руссо, к слову сказать: не забудем, что автор «Прогулок одинокого мечтателя» был еще и автором «Общественного договора» [158] Жан-Жак Руссо: «Прогулки одинокого мечтателя» (1776–1778); «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (1762). , «евангелия» революции. Я не случайно заостряю внимание на этом факте: сочувствие ко всем безгласным и угнетаемым – людям или животным, не важно, – является, по-видимому, необходимым сопровождением культа природы, так повелось еще со времен Франциска Ассизского. И на заре романтизма Роберт Бёрнс не написал бы песни про честную бедность, если бы не сокрушался о полевой мышке, чье гнездо он нечаянно разорил своим плугом [159] Аллюзия на два стихотворения Роберта Бёрнса: «Честная бедность» («A man’s a man for a’ that», 1795) и «К полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом» («To a Mouse, on Turning Her Up in Her Nest With the Plough, November», 1785). .

Новая религия не признавала иерархий, взамен выдвигая свою систему ценностей, – отсюда внутренняя убежденность Вордсворта в том, что добрые инстинкты важнее образования. В сущности, это все то же открытое Руссо спонтанное движение души, только помноженное на «мораль». По наблюдению Вордсворта, простые люди (и даже наши меньшие братья) часто выказывают больше отваги, верности и самопожертвования, чем люди образованные, да и восприятие жизни у них намного более целостное.

Что же побудило Вордсворта перевести взгляд с человека на природу? А то, что он воссоединился с сестрой Дороти. Сперва они поселились вместе в Сомерсете, но потом их потянуло в родные края, и они сняли домик в Грасмире. Там, сидя в саду на склоне холма или в крошечной гостиной, Вордсворт написал свои самые вдохновенные строки. Дневник, который в те годы вела Дороти, говорит о том, что первым толчком для многих его стихов послужили ее собственные живые впечатления. Вордсворт хорошо это понимал: «Она мой зоркий глаз, мой слух» [161] Из стихотворения Вордсворта «Гнездо коноплянки» («The Spanow’s Nest», 1801). Перевод А. Захаревич. , – откровенно признался он.

В его новой религии – религии природы – скромная, ни на что не претендующая женщина почиталась святой и пророчицей. К несчастью, наш земной мир оказался мало приспособлен для пылкой привязанности брата и сестры друг к другу.