Джеймс Лонго - Гитлер и Габсбурги. Месть фюрера правящему дому Австрии [litres с оптимизированной обложкой]

Адольфу Гитлеру было по-настоящему страшно и даже жутко, но все-таки он быстро обрел хладнокровие, уверенность в себе и надменность. Через день после ареста он потребовал встречи с генеральным консулом Австрии в Мюнхене и сразу после нее обратился с трехстраничным письмом в муниципальный совет Линца, четко изложив суть дела: «В отношении своего отказа от призыва на военную службу осенью 1909 г. должен заявить: то время было для меня необыкновенно горестным. Я был молод, неопытен, не получал никакой финансовой помощи и тем более о ней не просил. Без поддержки, полагаясь лишь на собственные силы, я трудился, получая лишь несколько крон, а то и центов в день, которых не всегда хватало заплатить за ночлег. Целых два года у меня не было других спутников, кроме тоски, нужды и постоянного голода. Что такое молодость, я не знал. Даже и теперь, через пять лет, у меня на пальцах, руках и ногах остались следы шрамов. И все-таки я вспоминаю те дни не без определенного удовольствия. Несмотря на опасные искушения, часто в сомнительном окружении, я сумел сохранить свое имя незапятнанным, не имел проблем с законом, совесть моя была чиста – кроме одного случая, о котором я никогда не забывал, а именно об отказе от призыва на военную службу. Это единственное, за что я чувствую ответственность. Представляется, что умеренных размеров штраф был бы достаточным наказанием; нечего и говорить, что я готов заплатить его» [284] Jones , 321. .

Гитлер как хамелеон приспосабливался к любой аудитории: об этом свидетельствует не только тон письма, но и тот факт, что при встрече с генеральным консулом Австрии он заручился еще и рекомендацией. Габсбургский чиновник написал: «Представляется, что Гитлер вполне заслуживает снисхождения… ввиду его сложных жизненных обстоятельств и крайней бедности, вы вполне можете разрешить ему призываться в Зальцбурге» [285] Hauner , 11. Гитлер явно обладал врожденной способностью очаровывать людей, привлекать на свою сторону и даже вызывать их сочувствие, когда они были ему нужны. .

Обращение генерального консула увенчалось успехом и избавило Гитлера от унизительного возвращения в родной город под надзор полиции. 5 февраля 1914 г. в сказочном городе музыки и Моцарта все сошло для него удачно. Медицинским освидетельствованием было установлено, что Гитлер «негоден к несению боевой либо вспомогательной службы, физически ослаблен, неспособен к ношению оружия» [286] Ibid., 12. . Теперь он свободно мог отправляться в свою приемную страну, Германию, а там, как он был уверен, его ждала совершенно особая участь [287] Jones , 228. Гитлер бывал очень суеверным и, подобно Францу-Фердинанду, верил в неотвратимость судьбы. .

По возвращении в Мюнхен оказалось, что Рудольф Хойслер съехал из комнаты, где они жили вместе [288] Hamann , 191. . Он больше не мог по целым ночам бодрствовать, слушая нескончаемые монологи Гитлера о политике, которые тот произносил с особой помпой. Попыток изучать искусство и архитектуру будущий фюрер больше не делал. Снова одинокий, но неутомимый Адольф принялся за поиски новой жизненной цели и новой аудитории.

Рекламу Францу-Фердинанду сделала статья в London Times [289] Illies , 149. . Самая влиятельная газета Англии представила эрцгерцога и эрцгерцогиню людьми, нетрадиционными для своего общественного класса и положения членов правящего дома. Эрцгерцог, если только не был в отъезде, начинал и заканчивал каждый свой день в детской. Казалось, для него нет больше счастья, чем, сидя на полу, играть с сыновьями и дочерью. В статье особо отмечалось, что София сама ходила за детьми, когда они были больны, и лично укладывала их спать. Одна из немногих сторонниц Габсбургов, Стефания, жена кронпринца Рудольфа, не удивилась, что такие мелочи заслужили упоминания в газете, а лишь горько заметила: «В те времена не слишком ценили радости семейной жизни» [290] Stephanie , 153. .

В марте 1914 г. Гогенберги приехали в свое любимое место отдыха – замок Мирамаре на побережье Адриатики. Он и сейчас осторожно жмется к зубчатым утесам, которые как будто вот-вот вытолкнут его в море. В 1864 г. Мирамаре построил Максимилиан Габсбург, дядя Франца-Фердинанда. Именно отсюда они с женой Шарлоттой отправились на пароходе в Мексику, где стали императором и императрицей. Через три года мечты о Мексиканской империи рассыпались в прах: императора расстрелял взвод солдат, а Шарлотта потеряла рассудок [291] O’Connor, Richard . The Cactus Throne: The Tragedy of Maximilian and Carlotta, 329, 275–276. Замок ассоциируется с большими трагедиями, но, несмотря на это, ничуть не мрачен, а буквально лучится теплотой. . Каждое помещение белого замка с тяжеловесными готическими интерьерами напоминало о трагической судьбе этой пары [292] Hohenberg, Prince Gerhard (принц Герхард Гогенберг). . Сын эрцгерцога Максимилиан был назван в память погибшего дяди, которого никогда не видел. И все-таки, несмотря на эту горестную страницу, Мирамаре был местом упоительно беззаботного отдыха для семьи Франца-Фердинанда. Герцогиня Гогенберг встретила здесь свой последний, сорок шестой день рождения.

Дни проходили в купании в бодряще прохладных водах и морских прогулках под парусом, которые длились до самого заката. По вечерам дети с карманными фонариками исследовали огромные залы, могучие лестницы и темные коридоры Мирамаре – электричества в замке не было. Для автомобильных поездок вдоль побережья и пикников у самого моря не жалели времени. Военный советник эрцгерцога предупреждал, что это небезопасно, но тот со смехом ответил: «Вы, конечно, по-своему правы, но нельзя же все время жить под стеклом. Наша жизнь всегда в опасности. Остается только уповать на Господа» [293] Pauli . .

В Мирамаре их посетил германский император Вильгельм II. Небольшой катер доставил его на берег с роскошной императорской яхты «Метеор». Фоном ей служили два немецких военных крейсера, множество австрийских военных судов и город Триест. Бортовые орудия стреляли, колокола громко звонили, корабельные дудки оглушительно свистели, когда император величественно ступил на причал замка. В его свите были немецкие и австрийские адмиралы, многочисленные адъютанты и любимые таксы – Вадль и Гексль. Детей Гогенбергов император огорошил признанием, что гораздо больше любит путешествовать с собаками, чем с семьей [294] Hohenberg, Prince Gerhard (принц Герхард Гогенберг). . Но, несмотря на необычных спутников, страсть к переодеванию в разную военную форму по нескольку раз в день и громоподобный голос, он очень хорошо обращался с семьей эрцгерцога. Дочь Франца-Фердинанда София вспоминала, что, где бы императоры ни появлялись вместе, он был очень приятным. Вильгельм пообещал, что в июне приедет к ним в Конопиште [295] Ibid. .