Екатерина Мишаненкова - Средневековье в юбке

Одной из самых любопытных книг, когда-либо составленных английскими средневековыми отшельницами, смело можно считать Ancrene Riwle (или Ancrene Wisse). Мало того, что этот свод правил жизни для отшельниц написан на разговорном английском того времени (начало тринадцатого века), он еще и предлагает весьма оригинальную трактовку божественной любви.

Эту рукопись написали три отшельницы, Катарина, Джулиана и Маргарет, сестры из хорошей семьи. Поражает, с какой гибкостью и практичностью они подходят к вопросам слабости человеческой плоти и божественной любви. Немудрено, что еще при их жизни рукопись стала, можно сказать, бестселлером…

…В рукописи Христос представляется в виде храброго рыцаря, который прибывает на помощь одинокой гордой леди, окруженной врагами. Чтобы победить врагов леди и завоевать ее любовь, Христос принимает участие в рыцарском турнире. На турнир он является безоружным, с одним только щитом в руке: «Он сразился в турнире, и, как подобает храброму рыцарю, проходил он при помощи этого щита сквозь ряды врагов. Щит скрывал его голову Бога, и был он в форме его мертвого тела». Как и следует, «после смерти храброго рыцаря, его щит был повешен высоко на стене в церкви в его память. И был он распятием, чтобы напоминать нам о смерти Иисуса Христа в рыцарстве его».

И дальше: «При помощи этих двух кусков дерева («with these two pieces of wood») ты должна поддерживать огонь любви в своем сердце. Подумай, как радостно отдать свою любовь этому королю славы, который протягивает к тебе руки и наклоняет голову, словно прося о поцелуе. Отдай ему свою любовь, ты выиграла его («you have won him»). Прикоснись к нему с той любовью, которую ты иногда чувствуешь к мужчине. Он твой и выполнит все твои желания».

Осознанно выбранное целомудрие как бы возвышало девственницу над всеми остальными, поскольку делало ее достойной лучшего в мире жениха — самого Бога. «Это вовсе не означает, — пишет Элизабет Кастелли, — что у каждой девственницы опыт аскетизма и отречения был опытом сознательного отчуждения… Это означает, что практика девственности получила свои контуры и свой тон благодаря идее женской сексуальности как товара в мужской структуре мира, как социальной, так и религиозной. Это становится ясно из двух подборок свидетельств, касающихся девственниц: во-первых, образ небесного брака, который обеспечивает систему отношения девственниц к Иисусу, включая идею о том, что падшие девственницы являются прелюбодейками; и, во-вторых, небольшое, но важное обсуждение тех девственниц, кто покончил с собой, столкнувшись с угрозой изнасилования.

Невозможно сказать, как часто девственницы сталкивались с этой угрозой насилия; Historia Monachorum, in Aegypto говорит о Деве Божьей, изнасилованной разбойниками, и изоляция отшельниц в пустыне, вероятно, делала их жертвами нападений чаще, чем об этом сохранилось записей. Говорят, что мать Макрины хотела остаться девственницей, но вышла замуж, чтобы получить защиту, потому что боялась похищения и изнасилования».

Евсевий Эмесский включил в свою книгу три поучительных рассказа о девственницах, в двух из которых героини покончили с собой, чтобы избежать изнасилования, а третья, Феодора, бежала из тюрьмы, обменявшись одеждой с единоверцем-христианином, который пробрался в ее камеру, чтобы спасти ее жизнь и целомудрие, потому что ей тоже угрожала не только смерть, но и насилие. Они представлены как прекрасные примеры истинно благородных и религиозных женщин, которые скорее умрут от своей собственной руки, чем потеряют девственность. Причем акцент именно такой — ужас изнасилования в этих поучительных историях Евсевия Эмесского и других авторов заключается «не в жестокости или возмутительности нападения, а в том факте, что оно делает тела девственниц ущербным товаром, более не пригодным для небесной жертвы».

Мученичество девственных святых

Поскольку спокойных времен в истории человечества почти не бывало, риск оказаться перед таким выбором был вполне реальным для любой девушки, особенно в позднеантичный и раннесредневековый периоды — набеги варваров и викингов, разбойничьи нападения, гражданские войны создавали такие условия, в которых насилию, бывало, подвергались даже принцессы. Поэтому неудивительно, что отцы церкви долго продолжали спорить, согрешит ли девственница, совершив самоубийство при таких обстоятельствах, ведь потеря целомудрия для нее — все равно что измена небесному жениху, а значит, еще больший грех. Раннехристианские богословы в основном стояли за то, что их вера и жертва достаточно велики, чтобы самоубийство не являлось преступлением. Но уже Блаженный Августин стал возражать против такого подхода и заявил, что бегство от греха не является достаточным мотивом для самоубийства, потому что душевная чистота важнее телесной.

Не тем свято тело, что не повреждены члены его, и не тем, что не загрязнены они никакими прикосновениями. Они могут подвергаться насильственным повреждениям в разных случаях; а бывает, что и врачи, стараясь восстановить здоровье, делают над нами такое, что кажется на первый взгляд ужасным. Повивальная бабка, производя рукою исследование невинности одной девицы, по злому ли умыслу, или по невежеству, или по случайности, уничтожила во время осмотра целость ее. Не думаю, чтобы кто-нибудь был настолько глуп, что подумал бы, будто девица потеряла что-нибудь даже в смысле святости самого тела, хотя целость известного члена и была погублена. Поэтому, пока остается неизменным душевный обет, благодаря которому получило освящение и тело, насилие чужого сладострастия и у самого тела не отнимает святости, которую сохраняет твердая решимость воздержания… Поэтому женщина, безо всякого со своей стороны соизволения насильственно схваченная и обращенная в орудие чужого греха, не имеет в себе ничего, что могла бы наказывать добровольною смертью. А еще менее имеет это прежде, чем такое с нею случится; в последнем случае она совершила бы верное человекоубийство в то время, когда злодейство, притом чужое, еще оставалось под сомнением.

К Высокому Средневековью фанатичные идеи о том, что все добрые христиане должны оставаться девственными, практически угасли, и богословы сосредоточились на создании теоретической базы для обучения паствы целомудренной жизни в реально-бытовых условиях. Так появились Семь ветвей целомудрия — семь путей добродетельной жизни с учетом текущего состояния и положения человека: