Иван Снегирёв - Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

Моими однокурсниками были Александр Грибоедов, Николай Тургенев, Василий Перовский, но ближе всех я сошёлся с Иваном Якушкиным. Мы были с ним друзьями в университете, вместе воевали в двенадцатом году и за границей, вместе состояли в тайных обществах, которые были разгромлены нашим нынешним императором и о которых теперь запрещено вспоминать.

Вид Московского университета на Моховой улице из-за реки Неглинной.

Художник И. Мошков, 1800 г.

Помимо учёбы, второй моей страстью был высший свет — всё что с ним связано. Наверное, это можно назвать тщеславием, но я поставил себе целью лучше всех одеваться, танцевать, полностью освоить принятую манеру поведения. Мне это удалось — скоро меня стали называть самым блестящим из всех молодых людей московского большого света.

Студенческие годы промчались быстро; мне предлагали остаться в университете, прочили профессорскую должность. В другое время, возможно, я остался бы, но в воздухе уже ощущалось приближение военной грозы, и вместе с братом я поступил на службу в лейб-гвардии Семёновский полк. Там раньше служил наш дядя, — он сделал нам протекцию и нас взяли подпрапорщиками. Как вам, должно быть, известно, Семёновский полк — это особое воинское подразделение, за ним следит лично государь-император. Когда я служил, нашим «le curateur» был Александр Павлович: он ежедневно принимал к себе с рапортом полкового адъютанта, обязанностью которого было докладывать обо всём, касавшемся полка и имевшем хотя бы некоторую важность.

Служба в нашем полку была хороша и в денежном отношении: после вступления на престол Александр Павлович уплатил все долги офицеров и отпустил дополнительно девять тысяч рублей на пополнение полковой казны, из которой офицеры брали деньги «заимообразно», но часто забывали вернуть. Милости государя к полку не прекращались и далее: дошло до того, что суммы кабинета его величества почти заменили полковые суммы. Отпуск денег из кабинета производился без всякой задержки — на смотры, на именины, на поправление личных дел офицеров или на какие-либо особенные издержки. Помимо прочего, часто присылались деньги прямо на имя командира полка на разные полковые нужды.

Такое попечение простирал на наш полк не один Александр Павлович: императрица Мария Федоровна тоже удостаивала наше общество постоянным своим вниманием — им в особенности пользовались её бывшие камер-пажи. Кроме того, имея под своим покровительством учебные заведения, Мария Федоровна разрешила нашим офицерам ходатайствовать об определении в них детей, которые рождались в знакомых офицерам семействах.

Семёновский полк занимает особый квартал в Петербурге, и этот квартал был нашей вотчиной. Полк сдавал в аренду лавки и лабазы, находившиеся здесь, а после постройки новых казарм, старые также стали сдавать внаём или под постройку новых зданий. Удивительно, что все эти деньги расходились неведомо куда, и полку постоянно не хватало средств. Александр Павлович даже дал разрешение на продажу земли в Москве, принадлежавшей полку со времен Петра Великого: московская земля была продана за сорок тысяч рублей, но и эти деньги куда-то исчезли.

Надо заметить, однако, что расходы полка были огромными: смотры, парады, полковые праздники обходились недёшево, — на них приглашались лучшие музыканты и певцы, которые получали щедрое вознаграждение; при всяком празднике все казармы иллюминировались, что каждый раз стоило не менее трёхсот рублей, и это не считая денег, потраченных на фейерверки. Отдельной статьёй расходов проходили полковые угощения, на которых подавались лучшие вина и закуски.

При Павле были выпущены указы, призванные бороться со всей этой роскошью, но Александр Павлович вернул порядки, бывшие при его бабушке Екатерине. Более того, нашим офицерам, как и офицерам других полков, были даны существенные поблажки — так, они могли ездить на службу в собственных экипажах. Наши семёновцы считали особым шиком подкатить к казарме в коляске четвернёй цугом, с русской упряжью, с гайдуками, форейторами и кучерами.

Ношение формы теперь полагалось только в служебное время, а потом можно было ходить в цивильной одежде. Говорят, что один приверженец старых порядков пожаловался как-то государю на упадок дисциплины, — на то, что офицеры совсем распустились, что переодевшись в штатское платье, они выделывает бог знает что. Александр Павлович ответил: «Ах, боже мой! Пусть ходят, как хотят; мне легче будет распознать порядочного человека от дряни!».

Арест в нашем полку был делом необыкновенным: за опоздание к разводу или на службу, за ошибки во фронте Александр Павлович приказывал обычно нарядить виновного на лишнее дежурство, или обозначить в приказе, что «его величество объявляет свое неудовольствие такому-то офицеру за то-то», или «государь-император приказывает прапорщику такому-то быть внимательнее во фронте».

Определённые поблажки имели также нижние чины нашего полка. До постройки общих казарм они жили по светлицам, в слободах, раскинутых на значительном пространстве, поодиночке или мелкими партиями, и были предоставлены самим себе. Надзора за их поведением быть не могло; не говоря уже про офицеров, которые жили отдельно, но даже унтер-офицеры, и те были отделены от рядовых и редко к ним заглядывали. Пьянство среди нижних чинов было чрезвычайно развито, а отсюда неизбежно следовали отлучки со двора, буйство, крики, а по временам и грабежи.

Для того чтобы раздобыть денег законным способом, солдаты открывали на паях лавочки с продажею табаку, съестных припасов и разных мелочных предметов; в этих лавочках зачастую тайком продавали и крепкие напитки. Другие заводили коров и извлекали выгоды от продажи молочных продуктов; некоторые же нанимались в рабочие по подрядам.

Постройка общих казарм и переход в них имел огромное влияние на нижние чины: подчинённые отныне надзору, солдаты сделались осмотрительнее и реже были замечаемы в нарушениях воинской дисциплины. Но было и другое следствие этого перехода: тяготы службы стали намного больше и не всегда были оправданы необходимостью подготовки солдат к надлежащему исполнению воинского долга. С большой силой это проявилось в конце царствования Александра Павловича, когда многие его благие и добролюбивые начинания безвозвратно канули в прошлое. Тогда случилось невиданное событие — Семёновский полк взбунтовался! Но я забегаю вперёд: «тout le temps», — всему своё время.

Чтобы закончить рассказ о нашем полку, надо упомянуть о семействах нижних чинов, многочисленность которых и жизнь на казённом содержании составляли вопрос не маловажный. Солдаты, имеющие средства, привозили семьи из родных краёв, но были и такие, кто женились в Петербурге. На роту приходилось средним числом по двадцать пять семейств; их было бы меньше, если бы, по желанию государя и с согласия императрицы, девушек-сирот из воспитательного дома не выдавали замуж за солдат. Раза два или три в год в ротах переписывали желающих жениться и потом приводили их в воспитательный дом, где каждый сам выбирал себе невесту, согласуясь с аттестациею, которую девица получала от своих наставниц.