Уилбур Смит - Полет сокола [litres]

С таким расчетом шейх и взял груз, собираясь разгрузиться на Занзибаре не позже чем через шесть дней. Само собой, потери неизбежны, но все было учтено. Самое меньшее десять процентов, а чаще двадцать, тридцать – приемлемо, сорок – возможно, но даже при потере половины груза плавание приносило прибыль.

Но теперь… Юсуф поднял глаза к верхушке мачты, откуда неподвижно свисал пятнадцатифутовый алый стяг занзибарского султана, возлюбленного Аллахом правителя Омана и обширных земель в Восточной Африке. Флаг полинял и пропитался пылью, как и парус, пройдя вместе с ним уже полсотни таких рейсов. Позади были штили и ураганы, палящее солнце и тропические ливни. Золотая арабская вязь на алом полотнище едва читалась. Шейх давно потерял счет, сколько раз знамя снимали с мачты и несли во главе вооруженной колонны вглубь земли, припавшей к горизонту, сколько раз длинный стяг змеился на ветру, когда корабль проходил под стенами крепости Занзибара…

Шейх с усилием согнал дремоту. Старость берет свое. Он приподнялся на груде подушек и дорогих ковров, расшитых шелком и золотом, и посмотрел вниз. Матросы валялись, как мертвецы, в тени паруса, обмотав голову грязными бурнусами, спасаясь от жары. «Пусть лежат, – подумал он, – смертным остается только ждать. Все в руках всевышнего».

– Нет Бога, кроме Аллаха, – пробормотал Юсуф, – и Магомет пророк его.

Что толку спорить с судьбой? Что толку бранить ее или молиться? На все воля Аллаха. Аллах велик.

И все же… Такой выгодный груз попался впервые за тридцать лет, и так дешево! Триста тридцать черных жемчужин, идеально сложенных… И молодых, ни одной старше шестнадцати лет, Аллах свидетель! Все из неведомого народа, живущего где-то далеко на юге, где Юсуф никогда не бывал. Лишь в этом году он услышал о новом источнике черного жемчуга за Дьявольскими горами, откуда еще никто не возвращался.

Новые люди – совсем не то что худосочный народец озерного края. Самый выгодный товар: стройные, высокие и сильные, лица круглые, как полная луна, зубы белые и крепкие…

Шейх Юсуф клюнул носом, склонившись над кальяном. Вода в чаше тихо булькала, дым медленно поднимался кверху, белая борода в уголках рта окрасилась желтым. С каждой затяжкой шейх ощущал, как восхитительное забытье наполняет дряхлое тело, смягчая холод старости, все больше остужающий кровь.

Уши резанул пронзительный вопль, перекрывая тихий гул, который обволакивал доу, день и ночь поднимаясь из невольничьего трюма. Юсуф вынул изо рта мундштук, запустил пальцы в спутанную белую бороду и наклонил голову, прислушиваясь. Вопль не повторился. Возможно, это был последний крик одной из его прекрасных черных жемчужин.

Шейх вздохнул. С каждым днем штиля гул из-под палубы доносился все тише. Его громкость позволяла с хорошей точностью прикинуть потери: утрачена половина, не меньше. Еще четверть погибнет в пути на Занзибар, многие умрут и после высадки. Рынок примет лишь самых крепких, да и тех придется долго лечить.

Другим показателем потерь, хотя и не столь точным, был запах. Кое-кто умер в самый первый день, а жара стояла невыносимая, даже здесь, на палубе. Трупы в трюмах, вероятно, уже раздулись вдвое. Такой вони шейх не мог припомнить за все сорок лет. Жаль, что никак нельзя убрать тела, это можно будет сделать только в порту.

Шейх Юсуф торговал исключительно молодыми женщинами. Они меньше ростом и гораздо выносливее, чем мужчины того же возраста, их можно загружать плотнее. К тому же удалось уменьшить межпалубное расстояние на шесть дюймов, что позволило уместить лишнюю палубу.

Женщины способны дольше мужчин обходиться без воды они накапливают жир на бедрах, ягодицах и груди, а затем, подобно верблюду в пустыне, расходуют запасы. Это важно, потому что переход через Мозамбикский пролив даже при самом благоприятном ветре и приливе занимает не меньше пяти дней. Мужчин, предназначенных для продажи в Китай и на Дальний Восток, трудно было сохранить и по другой причине: китайцы покупали только кастрированных рабов, справедливо опасаясь кровосмешения с местным населением, а необходимая опасная для жизни операция приводила к дополнительным расходам. Вдобавок на занзибарском рынке молодые женщины стоили почти в два раза больше, чем мужчины.

Прежде чем погрузить рабов, шейх Юсуф всегда выдерживал их по меньшей мере неделю в бараках, позволяя набивать брюхо сколько влезет, потом раздевал догола, оставляя лишь легкие цепи, и с отливом переправлял на доу, ожидавшее на мелководье.

Женщин укладывали на голые доски трюма на левый бок с согнутыми коленями, причем каждая животом упиралась в спину своей товарки – вплотную, как ложки в буфете. Через определенные промежутки общая цепь пристегивалась к кольцам в палубе – в том числе и для того, чтобы в бурную погоду тела не перекатывались из стороны в сторону, не сбивались в кучи и не давили друг друга.

Покрыв дно трюма слоем человеческих тел, сверху устанавливали следующую палубу, совсем близко, чтобы нельзя было сесть или перевернуться. На нее укладывали еще слой и так далее. Чтобы добраться до самых нижних палуб, приходилось убирать слой за слоем, а затем снимать промежуточные палубы. Нечего было и пытаться проделать это в море. Впрочем, при устойчивом ветре, когда корабль шел быстро, трюм достаточно проветривался с помощью заборных колпаков из парусины, и жара под палубами становилась переносимой.

Шейх Юсуф вздохнул и поднял старческие слезящиеся глаза к неподвижной голубой линии восточного горизонта.

– Это мой последний рейс, – прошептал он. – Аллах благоволил ко мне, я богатый человек, у меня много сильных сыновей. Он дает мне знак. Да, последний рейс…

Казалось, небо услышало его: алый стяг лениво пошевелился, словно змея, пробуждающаяся от зимней спячки, и свежий ветер коснулся увядшей щеки старика.

Юсуф вскочил с подушек, будто сбросив половину своих лет, и топнул босой ногой по палубе.

– Подъем! – крикнул он. – Вставайте, дети мои! Ветер! Ветер!

Пока команда поднималась на ноги, шейх сжал в руке длинный румпель и, откинув голову, стал следить, как надувается парус, а толстый ствол грот-мачты медленно клонится к горизонту, внезапно потемневшему от грозового пассата.

Клинтон Кодрингтон опять проснулся среди ночи: один и тот же кошмар постоянно преследовал его. Капитан, весь в поту, лежал на узкой деревянной койке, стараясь прийти в себя, но на этот раз запах не исчезал. Наконец, накинув плащ на голые плечи, Клинтон поднялся на палубу.

Запах долетал из темноты порывами. Теплый влажный пассат, пропитанный йодом и солью – аромат моря, – внезапно приносил откуда-то густую вонь. Раз учуяв, такое невозможно забыть до самой смерти. Миазмы от экскрементов и гниющего мяса – как возле клетки с хищными зверями, которую никогда не чистили. Кошмар навалился всей своей тяжестью.