Уилбур Смит - Полет сокола [litres]

– Подстрелить бы мерзавца! – прорычал Зуга.

– Слишком поздно, – вздохнул Клинтон.

Доу прошло мимо, острые клыки коралловых рифов торчали совсем близко.

– Носом к ветру! Лечь в дрейф! – скомандовал Клинтон рулевому и обернулся. – Абордажная команда, вперед!

Под скрип шлюпбалок переполненный вельбот исчез за бортом, но доу уже бешено раскачивалось в кипящих белых бурунах, окружавших рифы.

За два дня, с тех пор как закончился штиль, пассат нагнал высокую волну. Низкие валы с исполосованными ветром спинами монотонно катились через пролив, но, ощутив близость земли, яростно вздымали грозные темные гребни и тут же разбивались в белую бурлящую пену о черные клыки рифов.

Доу поймало высокий вал и, задрав корму, помчалось по нему вниз, как прибойная шлюпка. Старый араб прыгал у румпеля, словно дрессированная обезьяна, пытаясь удержать суденышко на волне, но доу, неприспособленное к таким маневрам, строптиво зарылось носом в крутой ревущий склон. Вода хлынула сверху зеленой стеной, доу легло набок, наполовину погрузившись в воду, и налетело на риф с такой силой, что единственная мачта сломалась на уровне палубы и рухнула за борт вместе с парусом и всей оснасткой.

В одно мгновение от корабля остался лишь разбитый корпус. До канонерки отчетливо донесся треск пробитой обшивки.

– Все, упустили! – сердито пробормотал Клинтон.

Арабы прыгали за борт, стараясь поймать волну и перескочить на ней через рифы в тихие воды лагуны. Отчаянно барахтаясь, они один за другим выбирались на берег.

Среди спасшихся оказался и рулевой. Он доковылял до берега, подобрал полы промокшего бурнуса, обнажив тощие ноги, и с проворством дикого козла помчался по белому песку к пальмовой роще.

Шлюпка с вооруженной командой вошла в первую полосу бурунов. Мичман на корме смотрел через плечо, выбирая момент. Дождавшись подходящей волны, вельбот рывком взлетел на ее гребень и приблизился с подветренной стороны к повисшему на рифе остову разбитого доу. Мичман и четверо матросов с саблями наголо заскочили на борт, но к тому времени последний араб уже со всех ног бежал по пляжу в четверти мили от них, ища убежище среди пальм.

Мичман повел людей вниз. На борту «Черной шутки» с нетерпением ждали их возвращения, рассматривая покинутое суденышко в подзорную трубу. Через минуту Феррис появился на палубе, торопливо подошел к борту и перегнулся через него: мичмана рвало. Выпрямившись и утерев рот рукавом, он крикнул что-то гребцам. Вельбот отошел от борта доу и стал прорываться сквозь буруны назад к канонерке.

На палубу поднялся боцман. Подойдя к капитану, он почтительно коснулся лба костяшками пальцев:

– Сэр, мичман Феррис говорит, что ему нужен плотник, надо вскрыть палубы для рабов, и еще два человека с кусачками для цепей. – Выпалив это, он замолчал, набирая воздух. – Мичман говорит, под палубами совсем скверно, многих зажало, хорошо бы врача…

– Я готова! – вскинулась Робин.

– Погодите… – начал Кодрингтон, но Робин уже бежала к трапу, подобрав юбки.

– Я пойду с сестрой! – шагнул вперед Зуга.

– Отлично, Баллантайн, очень вам благодарен, – кивнул Клинтон. – Передайте Феррису, что скоро прилив, сегодня полнолуние, а там в трюме пробоина. Приливная волна здесь поднимается на двадцать два фута. У него в запасе меньше часа.

На палубе появилась Робин, уже в брюках и с черным кожаным саквояжем. Моряки на палубе с любопытством уставились на ее ноги, но она, не обращая внимания, поспешила к борту. Молодая женщина оперлась на руку боцмана и спустилась в вельбот, следом за ней – Зуга, забравший саквояж.

Мчаться на волнах прибоя было одновременно и страшно, и весело. Вельбот угрожающе зарывался носом, вода у бортов шипела и пенилась. Наконец вельбот закачался у тяжело покосившегося борта доу.

Палуба, залитая водой, так накренилась, что Робин пришлось карабкаться на четвереньках. При каждом ударе волн корпус трясся, омываемый новыми потоками воды.

Мичман с абордажной командой снял люки главного трюма. Приблизившись, Робин чуть не задохнулась от густой вони, поднимавшейся из квадратного проема. Она полагала, что давно привыкла к запахам смерти и разложения, но ничего подобного ей испытывать не доводилось.

– Вы привезли кусачки? – спросил мичман, бледный от подступившей тошноты и ужаса.

Тяжелый инструмент обычно использовали для срезания вант и фалов с судна, потерявшего мачты. Двое мужчин подняли через люк связку маленьких черных тел, скованных друг с другом у запястий и лодыжек звенящими черными цепями, и принялись за работу. Это напомнило Робин бумажных кукол, которых она в детстве вырезала из сложенного в несколько раз листа бумаги, который потом растягивала, получая цепочку одинаковых фигурок. Кусачки разрубали легкие цепи, разделяя безжизненные крошечные тела.

– Это же дети! – в слезах воскликнула Робин.

Матросы работали в мрачном молчании. Они вытаскивали невольниц из трюма, освобождали от оков и опускали на мокрую палубу. Робин подхватила первую, иссохшую, как скелет, и покрытую с головы до ног коркой засохших рвотных масс и нечистот. Мертвые глаза бессмысленно смотрели вверх.

– Нет.

Никаких признаков жизни. Даже глазные яблоки уже высохли. Робин опустила безжизненную голову на палубу, и матрос оттащил труп.

«Нет». Снова «нет». Некоторые тела оказались совсем разложившимися. По приказу мичмана матросы начали сбрасывать трупы за борт, чтобы освободить место для новых.

Робин нашла первую живую пленницу – пульс несчастной бился едва заметно, дыхание чуть теплилось, и ясно было, что она не выживет. Робин торопилась, стараясь выкроить время для тех, у кого оставались шансы.

В борт доу ударила высокая волна. Корпус резко накренился, глубоко внутри послышался треск ломающейся древесины.

– Быстрее, прилив начинается! – крикнул мичман.

Из трюма доносился грохот кувалд и лязг железа: плотники снимали невольничьи палубы.

Зуга, обнаженный до пояса, тоже спустился, возглавив атаку на деревянные баррикады. Майор привык командовать, и матросы сразу же признали его лидерство.

Суматоха напоминала Робин деревенский грачевник на закате: резкие крики возвращающихся птиц и ответный писк птенцов в гнездах. Качка, треск ломающегося дерева и потоки холодной соленой воды пробудили черных невольниц от летаргии приближающейся смерти. Холодная вода проникала в трюм, и многие из тех, кто лежал в самом низу, поняли, что на борту спасательная команда, и громко звали на помощь, собрав в угасающей надежде последние силы.

Вельбот, причаленный к борту невольничьего корабля, наполнился истощенными телами-скелетами, в которых еще теплилась жизнь, а на поверхности лагуны, словно поплавки рыбацких сетей, покачивались сотни раздутых трупов.