Андрей Ведяев - Ода контрразведке

– Кто, по-вашему, главный виновник аварии? – спросил Фомина прокурор.

– Дятлов, Акимов, которые допустили отклонения от программы, – ответил Фомин.

– Имея заочное образование, не по физике, на что вы надеялись, выполняя обязанности главного инженера станции? – спросил Фомина один из экспертов.

– На должность ГИСа (главного инженера станции . – А.В. ) я не просился. А когда предложили, то не отказался. Кроме того, я рекомендовал директору подбирать мне заместителей из физиков. Ситников, Дятлов, Лютов – физики.

При этом выяснилось, что здоровье Фомина было подорвано еще до катастрофы: в 1985 году он попал в автомобильную аварию и получил перелом позвоночника. Тогда же он впервые обратился к психиатру, поскольку у него были сильно расшатаны нервы.

Судья Раймонд Казимирович Бризе вынес приговор с точно такими сроками, как запросил прокурор: Брюханов по части 2 статьи 220 (нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях и во взрывоопасных цехах) и части 2 статьи 165 (злоупотребление властью или служебным положением) УК УССР получил 10 лет. К такому же наказанию – по 10 лет исправительной колонии – по части 2 статьи 220 приговорили Фомина и Дятлова. Начальник смены станции Борис Рогожкин по части 2 статьи 220 и статье 167 (халатность) УК УССР получил пять лет, начальник реакторного цеха № 2 Александр Коваленко – три года по статье 220, а инспектор Госатомэнергонадзора Юрий Лаушкин – два года по статье 167 УК УССР.

В 1988 году Фомина перевели в Рыбинскую психоневрологическую лечебницу для заключенных, а в 1990 году признали невменяемым и освободили, переведя в гражданскую психиатрическую больницу. Однако он поправился и после выздоровления опять устроился на АЭС – на этот раз Калининскую, в городе Удомля Тверской области, где и проработал до пенсии.

По мнеию бывшего заместителя директора ЧАЭС Александра Коваленко (однофамилец осужденного Коваленко), который в 1986–1988 годах возглавлял отдел информации и международных связей при правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии, однозначно «виноват персонал станции». В своем интервью «МК» в связи с 30-летием аварии он подчеркнул: «Во время испытаний на выбег (сколько времени и в каком количестве будет вырабатываться электроэнергия для насосов, подающих воду для охлаждения реактора) мощность аппарата упала значительно ниже, чем было необходимо по программе. Персонал был обязан их прекратить и заглушить реактор. Но вместо этого они стали пытаться любой ценой поднять его мощность до запланированной программой эксперимента. Двенадцать раз операторы проигнорировали регламент эксплуатации, вопреки десяткам инструкций отключили все системы аварийной защиты и охлаждения. Так что причина аварии – незаконный эксперимент… Из записи телефонного разговора ясно, что оперативный персонал понимал – повышать мощность реактора нельзя. Но Дятлову позвонил работник всесильного ЦК КПСС Георгий Копчинский и приказал выводить четвертый реактор на мощность. В 1986 году на станции ходили слухи, что эти испытания были нужны для диссертации Копчинского. А Дятлов хотел провести их любой ценой, потому что тот обещал назначить его главным инженером или директором станции».

Но только ли на персонале станции лежит вся вина за аварию? 3 июля 1986 года на заседании Политбюро ЦК КПСС выступил глава правительственной комиссии Щербина. По словам того же Коваленко, «это был титан: главным для него была работа. Он не пил, не курил, не ездил на охоту с начальством, не прогибался перед ним. Ответственность всегда брал на себя и принимал опасные для карьеры решения, если это было нужно для дела. Таких, как он, вожди не любили и не любят. Когда опасность проходит – их задвигают подальше, дабы не напоминали о трусости вождей. Так случилось и с Щербиной. В июне 1989-го его отправили на пенсию “по состоянию здоровья”».

Щербина озвучил ряд фактов, которые тут же были засекречены. Например, выяснилось, что «реакторы РБМК являются потенциально опасными», что «физика реактора определила масштаб аварии. Люди не знали, что реактор может разгоняться в такой ситуации». Признали потенциальную опасность РМБК и его создатели. Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и четырех Сталинских премий академик Александров, которого после аварии на Чернобыльской АЭС сняли с должности Президента АН СССР и заменили академиком Марчуком, обещал «за год-два» устранить «это свойство» реактора – разгон вместо остановки после нажатия кнопки аварийной защиты… Согласно «Докладу комиссии государственного комитета СССР по надзору за безопасным ведением работ в промышленности и атомной энергетике», аварии на Ленинградской АЭС в 1975 году и Чернобыльской АЭС в 1986 году имели общие технические причины.

Поэтому в августе 1990 года, после XXVIII съезда КПСС, расследование обстоятельств Чернобыльской трагедии было возобновлено по личному распоряжению исполняющего обязанности Генерального прокурора СССР Алексея Дмитриевича Васильева. Была создана следственная бригада, в которую вошли представители Украинской ССР, Белорусской ССР и РСФСР. Российскими следователями руководил старший следователь по особо важным делам при Прокуратуре РСФСР Борис Иванович Уваров. По словам Бориса Ивановича, по основному делу были допрошены Генеральный конструктор РБМК, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и трех Сталинских премий академик Николай Антонович Доллежаль, а также известный советский физик, лауреат двух Сталинских премий, создатель службы дозиметрического контроля на атомных реакторах Борис Григорьевич Дубовский, который участвовал еще в запуске первого отечественного реактора Ф-1 в Москве 25 декабря 1946 года. Дубовский заявил, что настоящим виновником Чернобыльской аварии лично он считает академика Доллежаля, а аварии на Ленинградской АЭС в 1975 году и Чернобыльской АЭС в 1982 году – репетициями аварии 1986 года. По его мнению, несмотря на продолжавшиеся аварии, разработчик реакторов академик Доллежаль не внес изменений в конструкцию реактора РБМК. После ряда подобных заявлений Дубовский был вынужден уйти на пенсию.

Вскоре, однако, произошла трагедия, затмившая собой Чернобыль – в результате подписания Беловежских соглашений распался Советский Союз. Генпрокуратура СССР при этом бездействовала, и 29 января 1992 года была тоже распущена. В результате следственная группа распалась на три части, и в 1993 году Борис Иванович Уваров вынужден был закрыть дело, поскольку большая часть материалов ушла к украинским коллегам. Однако, как он недавно сказал мне, сдавая дело в архив, он присвоил ему гриф «Хранить вечно». Так что 41 том, возможно, ждет своих будущих исследователей.