Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Однако в Китае немногие домашние хозяйства могли похвастаться автомобилем в 1980-х; ходьба пешком, велосипеды и автобусы были главным средством передвижения, вследствие чего города оставались компактными. Очень легко ассоциировать урбанизацию страны с ее бросающимися в глаза небоскребами. Но реальная история вовсе не вертикальная, она горизонтальная, и китайские города начали растекаться по сторонам. Субурбанизация стартовала в 1990-х, когда число собственников автомобилей возросло. Большие урбанистические цены увеличили свою территорию в среднем на 450 квадратных километров с 1978 года. В пригородах появилось около 60 % нового жилья для среднего класса, а в частном секторе ближе к центру – 70 % дешевого жилья. Китай, по всей видимости, движется по американской траектории, и его движение направляется в основном теми же силами.

Массовая субурбанизация в Китае развивалась в основном по двум направлениям. Жители очень плотных, оживленных lilong и hutong , районов в Пекине и Шанхая, стоящих на паутине улиц и переулков, насильственно переселялись в монотонные пригородные жилые массивы. А переориентация экономики страны на экспорт вызвала тот же сорт трансформации, которая вывернула Лос-Анджелес – и города по всему миру – наизнанку. Высокотехнологичные бизнес-парки и нацеленные на экспорт производства отправились в пригородные зоны, торговые центры и моллы начали расти, точно грибы после дождя, – связь между глобализацией и субурбанизацией очевидна. А богатеющий средний класс Китая начал перемещаться в роскошь пригородных поселков, в частные дома. Некоторые пригороды называют так, что сразу становятся видны источники вдохновения для строителей: Оранж-Каунти, Парк-Спрингс и Лонг-Бич (около Пекина) или Ранчо Санта-Фе (рядом с Шанхаем), и все эти местечки оказались заполнены репликами калифорнийских пригородных домов. Стиль жизни из мечты, который предлагает американский пригород (как некогда американский небоскреб) стал могущественным символом, который распространился с помощью одной из самых мощных отраслей промышленности Лос-Анджелеса – телевизионной и киноиндустрией [539] Thomas J. Campanella, The Concrete Dragon: China’s urban revolution (NY, 2008), chapter 7. .

Стремление к требующей большого количества пространства жизни в пригороде было очевидно повсюду. В Британии площадь застроенных территорий удвоилась за последние два десятилетия прошлого века, и это несмотря на то, что население почти не выросло. Эти годы характеризовались расползанием пригородов всех сортов. Между 1980 и 1990 годами городское население развивающихся стран выросло с 972 миллионов до 1,385 миллиарда. В 1950-м только Лондон и Нью-Йорк были мегагородами с населением более восьми миллионов каждый, и еще существовало восемьдесят три города с населением в миллион и более. К 1990-му мегагородов насчитывалось уже двадцать, а отметку в миллион преодолели 198. Однако скорость, с которой выросли многие города Азии, Африки и Южной Америки, вынудила миллионы бедных мигрантов поселиться в пригородных кварталах, жилье в которых можно назвать лачугами. Как и в более богатых мегаполисах, движение пошло вширь, а вовсе не вверх. Лагос, один из самых быстрорастущих городов, увеличился с 762 418 человек в 1960-м до более 13 миллионов к концу века. В то же самое время его площадь скакнула со 124 до 708 квадратных миль [540] С 321 до 1833 кв. километров. .

Ни в какой другой исторический период города и урбанистическая жизнь не подвергались таким стремительным изменениям. Полицентрический, расползающийся глобальный мегагород, впервые появившийся в Лос-Анджелесе в 1950-х, позже завоевал мир. Движимый послевоенным капитализмом, пригородный метрополис до пределов раздвинул границы концепции города и нашу взаимосвязь с миром природы.

Пригород – вполне подходящий памятник триумфу современного капитализма и глобализации. Его роскошная экспансивность отражает нашу свирепую потребительскую культуру, которая обещает исполнить все наши желания и демонстрирует принцип неограниченного роста. Он трансформирует природную среду в контролируемую, искусственную. В послевоенный золотой век пригородов Лос-Анджелес и тут указал дорогу. Например, в Лейквуде из-за невероятно красивых цветов была популярна джакаранда, растение, в природе обитающее в Амазонии. Там же часто сажали вьюнок-дихондру вместо травы на лужайках, поскольку его не требовалось подстригать так часто. Упомянутые растения были среди многих других, импортированных из всех уголков света и буквально привитых в Лос-Анджелесе; они превратили пригород в целиком рукотворный ландшафт, способный существовать благодаря миллионам разбрызгивателей и галлонам пестицидов [541] Sellers, pp. 139ff. .

Что может быть более красноречивым воплощением мира начала третьего тысячелетия, чем пригородный сад? Это микрокосм, отражающий то, в какой степени мы доминируем над планетой. Но реальная угроза пригородов не в том, что они изменяют наше непосредственное окружение. Отказ нашего вида от компактного города в пользу требовательного пригорода приводит к тому, что метрополисы начинают испытывать еще больший голод в электричестве, газе, бензине, воде, бетоне и дорогах. Пригород сжирает сельскую местность, нет сомнений; но он также пожирает невообразимое количество ресурсов. Современный урбанизм, опирающийся на автомобиль, вырвал жизнь из городских улиц и породил истребляющую природу экспансию. Автомобиль стал величайшим врагом всего урбанистического; ему требуется больше места, чем чему-либо еще, примерно до 50 % земли, которая используется в большинстве городов, и много больше в том же Лос-Анджелесе. Мы придали новую форму нашим городам, опираясь на потребности личной автомашины.

Децентрализованный метрополис требует немалого времени за рулем, чтобы по нему передвигаться. Результат – худшие, чем когда-либо, скученность и загрязненность. Территория городов выпятилась в стороны, как взошедшее тесто, и средний пробег автомобиля в Америке вырос до 12 тысяч миль [542] Более 19 тыс. километров. , время, которое отнимают поездки на работу и обратно, выросло в три раза между 1960-ми и концом века. В то же время доля семейного дохода, которая уходит на автомобили, удвоилась и достигла одной пятой. Исследования показали, что в эпоху реактивной субурбанизации, быстрого роста пригородов, время, которое проводят за рулем молодые матери, только между 1990 и 1995 годами увеличилось на 11 %; на управление автомобилем мамочки тратили больше, чем на одевание, мытье и кормление отпрысков. Около 87 % перемещений совершаются с помощью машины, и это не выглядит удивительным в стране, где автомобиль является повелителем городов. Цена за это – 40 тысяч человек, ежегодно погибающих в дорожных авариях; а еще в цену входит здоровье американцев – в 1970-х ожирением страдал один из десяти, сейчас – один из трех. Количество смертей от астмы утроилось с 1990-х. Подобное творится везде: Лагос – сцена ежедневных пробок, кто ездит на работу из пригородов, тратит в среднем 30 часов в неделю на дорогу; в Мехико каждый год на улицу выезжают 200 тысяч новых автомобилей. И Лагос, и Мехико живут под угрозой серьезной экологической катастрофы. А поскольку Китай стал нацией пригородов, субурбанизации и массового распространения автомобилей с 1990-х, проблема сделалась глобальной.