Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Нет сомнений, что эта жажда жизни – реакция на жесткость города и на высокие требования, которые он выдвигает к тем, кто тут обитает. Две трети местных живут в двухстах неформальных поселениях; бросающееся в глаза всем визитерам Макоко – огромные «плавучие трущобы», где скучены от 100 до 300 тысяч человек, а деревянные хижины опираются на сваи, вбитые в дно вонючей лагуны. В романе «Хищный город» (2016) нигерийский прозаик Тони Кан писал: «Лагос – зверь с обнаженными клыками и невероятным аппетитом к человеческой плоти. Пройдись по его районам, от спрятанных за стенами Икоули и Виктория-Айланд до Лекки и дальше, в бурлящие кварталы из улиц и переулков на материке, и ты можешь сказать, что это хищный город. Жизнь тут не просто жестока, она коротка… И все же, словно обезумевшие мотыльки, пренебрегающие яростью пламени, мы поддаемся гравитационному притяжению Лагоса, цепенеем перед центростремительной силой, которая побеждает разум и силу воли» [563] Toni Kan, The Carnivorous City (Abuja, 2016), p. 34. .

Эти же слова, немного изменив, можно сказать об Уруке III тысячелетия до н. э., или о Багдаде X века, о Манчестере или Чикаго XIX столетия, о тысячах городов. Большие, жестокие и опасные, города всегда действовали как магниты, даже если их не особенно волновала судьба человеческого «топлива».И на самом деле существует много серьезных причин для того, чтобы нигериец захотел жить в Лагосе. Это город, богатый нефтью, это банковский, финансовый и коммерческий центр, это главная производственная площадка страны, это город с тремя портами и одним из крупнейших международных аэропортов Африки – транспортный хаб, через который проходит 70 % нигерийской внешней торговли. Если бы Лагос обрел независимость, то он вошел бы в пятерку богатейших стран континента.

Город в одиночку производит более трети ВВП Нигерии, а доход на душу населения тут в два раза выше, чем в среднем по стране; ничего удивительного, что люди тысячами прибывают сюда каждый день. Лагос 2020-го заметно отличается от Лагоса 2000-го, когда он, по всей видимости, двигался к катастрофе. Сегодня его экономика на подъеме; точно так же дело обстоит с его музыкой, модой, киноиндустрией, литературой и живописью. Расположенный тут Нолливуд является второй по размерам съемочной площадкой мира и по количеству выпускаемых фильмов уступает только индийскому Болливуду. В 2010-х в городе появился сектор инновационных высокотехнологичных стартапов. Иностранные инвестиции полились в Ябаконовую долину, названную по имени района Яба, где сосредоточились предприятия такого типа. Монстры вроде Google и Facebook увидели в Лагосе ворота к так называемому следующему миллиарду – молодым людям бедных стран, пока еще не охваченных мобильным Интернетом. Город, который может похвастаться доминированием молодежи (60 % жителей моложе тридцати) и, соответственно, молодежной культуры; здесь создан обширный рынок для музыки, развлечений, моды и технологий. Мегагород в любом смысле, Лагос пульсирует безумной энергией; его динамизм ошеломляет. По словам одного нигерийского журналиста, путешествие на стандартном обшарпанном желтом мини-автобусе danfo , главном транспортном средстве города, позволяет заглянуть в микрокосм столицы страны: «Сумасшедший и веселый, захватывающий дух и интригующий и, само собой, рискованный, несущий угрозу для жизни» [564] David Pilling, ‘Nigerian Economy: why Lagos works’, Financial Times, 24/3/2018; Robert Draper, ‘How Lagos Has Become Africa’s Boom Town’, National Geographic (January 2015); ‘Lagos Shows How a City Can Recover From a Deep, Deep Pit: Rem Koolhaas talks to Kunlé Adeyemi’, Guardian, 26/2/2016; ‘Lagos: the next Silicon Valley’, The Business Year, https://www.thebusinessyear.com/nigeria-2018/nurturing-entrepreneurs/interview; Oladeinde Olawoyin, ‘Surviving the Inner Recesses of a Lagos Danfo Bus’, Premium Times, 17/2/2018. .

Вы чувствуете вес и энергию 25 миллионов человек, которые давят на вас, когда стоите на обочине трассы Ахмаду-Белло в южной части Виктория-Айленд, острова в пределах Лагоса, и смотрите через изгородь на обширное пространство из песка и гравия. Это земля, только недавно отвоеванная у Атлантического океана, она находится позади «Великой Лагосской стены» – 100 тысяч бетонных блоков весом в пять тонн каждый, которые защищают ее от моря. Из песка уже торчат несколько небоскребов, первые здания футуристического смарт-сити, названного «Эко-Атлантик». Его продвигают как местную версию Пудонга в Шанхае или Дубае, как африканский Манхэттен, который катапультирует Лагос к статусу финансовой столицы материка и одного из центров глобальной экономики.

Есть нечто сюрреалистическое в образе сверкающих небоскребов, роскошных курортов и пристаней для яхт, которые появятся здесь, на окраине одного из крупнейших, беднейших и хуже всего работающих городов Земли, там, где большинство населения выживает на доллар в день. Это лучшее возможное место, чтобы посидеть и понаблюдать за силами, изменившими наши метрополисы за последние несколько лет. Эко-Атлантик – преувеличенная версия того, что происходит по всей планете.

К концу ХХ века предполагалось, что город, каким мы его знали, мертв или по меньшей мере находится в состоянии сильного упадка. Субурбанизация вывернула его наизнанку, Интернет довершил процесс, во многих случаях сделав излишним прямой контакт лицом к лицу. Но случилось нечто обратное: параллельные революции в глобальных финансах и инновационной экономике привели не к рассеянию, а к концентрации денег, активов, идей, талантов и энергии в небольшом количестве турбореактивных глобальных метрополисов [565] Saskia Sassen, The Global City: New York, London, Tokyo (Princeton, 2001). .

Все вышеперечисленное, само собой, интенсифицировало нечто, всегда имевшееся в городах. Урук прогрессировал так быстро не в последнюю очередь потому, что в его кварталах собрались ремесленники, готовые делиться знаниями, инструментами и технологиями. Вместе они могли экономить за счет масштаба и получать выгоду от неизвестной до той поры информационной сети. Смущающая разум сложность городской жизни привела к тому, что знание стали кодировать письменностью. Культура кофеен XVIII века в Лондоне создала неформальное пространство для встреч и обмена информацией между торговцами, ремесленниками, учеными, исследователями, банкирами, инвесторами и писателями, которые вместе «выплавили» первую крупную капиталистическую экономику.В Нью-Йорке ХХ века концентрация больших банков, маленьких инвестиционных фирм, юристов, страхователей и рекламщиков в пределах района, который можно обойти пешком, породила сильную конкуренцию и рост инноваций в пределах рынка. Во всех этих случаях – и во многих других по всей истории и по всему миру – большой город с его динамизмом и сложными, пересекающимися информационными сетями исполнял организационную функцию крупной корпорации или университета, создавал те рамки, в которых могли эффективно работать его формальные подразделения и субподразделения.