Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

«Кто бы ни был повелителем Малакки, он держит руки на горле Венеции…» – вы помните?

Не только Венеции, в его руках оказывалось горло Каира, Александрии и Мекки. Взятие города отмечает поворотный пункт в мировой истории. Контролируя такие стратегические порты, как Малакка, Гоа, Кочин и Ормуз, португальцы могли вытеснить мусульманских врагов и подмять под себя торговлю на Индийском океане.

Богатства всего мира дождем пролились на Лиссабон, только что отчеканенную столицу мировой торговли: предметы роскоши из Бразилии, Африки и Азии. Известна фраза правителя Священной Римской империи и Испании Карла V: «Если бы я был королем Лиссабона, то вскоре я правил бы целым миром». Заметьте, что он сказал «Лиссабон», а вовсе не «Португалия».

В 1498 году Мануэл расчистил пространство на берегах реки Тежу для огромного дворца, названного Paço de Ribeira , Прибрежный дворец. Превосходный образец пышного стиля мануэлино, он стал одной из жемчужин Ренессанса не только из-за экзотической гибридной архитектуры, но из-за роли, которую сыграл: место встречи поэтов, драматургов, художников, философов, ученых всей Европы. Дворцовый комплекс также приютил главные административные подразделения, регулировавшие обширные торговые монополии страны: Casa da Índia (Дом Индии), Casa dos Escravos (Дом рабов), Casa da Flandres (Дом Фландрии), Casa de Guiné (Дом Гвинеи) и Таможня. Дворец соединялся с обширным арсеналом, королевским монетным двором, складами вроде Armazéns de Índia и верфями. Частично это была королевская резиденция, частично – коммерческая штаб-квартира, но новый дворец позволял Мануэлу наблюдать за тем, как изобильное богатство мира разгружают у его порога, чувствовать аромат специй, насыщавший воздух Лиссабона. На дворцовых складах хранились мешки сахара, гвоздики и перца. Насмешливый король Франции Франциск I прозвал коллегу le roi épicer, то есть «король-бакалейщик».

Но это была чистая зависть, поскольку к 1510 году Дон Мануэл Бакалейщик получал 10 миллионов крузадо в год только от торговли специями. Любого, кто прибывал в Лиссабон, встречали расположенные на берегах реки роскошные здания вроде башни Белем и громадного монастыря Жеронимуш, настоящего чуда своей эпохи, выстроенного, как говорили, на перце: по крайней мере на пятипроцентную подать со специй и на дары флорентийского банкира и работорговца Бартоломеу Марчионе. Сельскохозяйственные земли расчистили, давая место обширному Королевскому госпиталю Всех Святых [204] Barry Hatton, Queen of the Sea: a history of Lisbon (London, 2018), pp. 55ff. .

Новый дворец буквально стащил Лиссабон с холмов к воде, на землю вдоль Тежу, каждый хотел быть ближе к новому миру. Купцы строили прибрежные дворцы для себя. По мере того как вместе с богатством города росло его население, согласно королевскому урбанистическому плану возникали пригороды. Хороший пример – Баррио Альто, сегодня центр туризма и ночной жизни Лиссабона, который был выстроен по геометрическому шаблону для того, чтобы разместить растущее количество ремесленников, имеющих отношение к морю: конопатчиков, изготовителей веревок, парусов и металлургов, что требовались в коммерческом метрополисе. Лиссабон известен мозаичными тротуарами: их история прослеживается до 1500 года, когда Руа Нова дос Меркадорес и другие основные магистрали были вымощены дорогим гранитом из района Порту [205] Annemarie Jordan Gschwend and Kate Lowe, ‘Princess of the Seas, Queen of the Empire: configuring the city and port of Renaissance Lisbon’, in Gschwend and Lowe (eds.), The Global City: on the streets of Renaissance Lisbon (London, 2015). .

«Бесконечное количество магазинов» на Руа Нова пряталось под многоэтажными зданиями, где люди жили «как сардины». Эта улица стала коммерческим центром Лиссабона; тут, помимо многих других вещей, вы могли купить обезьян, индюшек и попугаев, японскую лаковую посуду и фарфор династии Мин, драгоценные камни и имбирь, слоновую кость и черное дерево из Западной Африки, перец и жемчуг, персидские ковры и американский перчик чили, шелка из Азии, гобелены из Фландрии и вельвет из Италии. Тут находились банковские офисы и меняльные конторы; каждый день нотариусы занимали места на открытом воздухе, чтобы регистрировать сделки. Тогдашняя Европа не могла похвастаться более экзотической и энергичной улицей [206] Annemarie Jordan Gschwend, ‘Reconstructing the Rua Nova: the life of a global street in Renaissance Lisbon’, in Gschwend and Lowe (eds.). .

Посетивший город в 1514 году фламандский дворянин Ян Таккоен взирал на здешний круговорот жизни, широко открыв глаза. «Вы можете увидеть много животных и странных людей в Лиссабоне», – писал он. Каждый день ему на улице встречались слоны. Король Мануэл часто с процессией проезжал через город, и открывал процессию носорог, за которым шагали пять слонов, украшенных золотой парчой; можно было увидеть арабских скакунов и ягуаров. В тот год, когда Таккоен приехал в Португалию, Мануэл, чтобы показать богатство и могущество, отправив папе римскому в подарок белого слона по имени Ханно, которого сопровождали попугаи, леопарды и пантера. Годом позже он послал белого носорога.

Таккоен удивлялся тысячам африканских и бразильских рабов; он наблюдал, как с корабля сняли груз специй и 300 голых пленников. Он наталкивался на свободных африканцев, которые прибыли с дипломатической миссией, и на индейцев, щеголявших драгоценными камнями. Тут были люди из таких далеких краев, как Китай и Япония, но куда больше гостей прибывало из Германии, Франции, Фландрии, Англии, Италии и прочих частей Европы, чтобы включиться в обмен товарами, охвативший целый континент. Таккоен был соседом Жиля де Бекере, который поменял изготовление бочек в Брюгге на торговлю, привлеченный легендарным богатством Лиссабона. Жиль стал купцом и сделал состояние в городе своей мечты. «Каждый день он ест с серебряной посуды, пользуется золотыми кубками».

Для Таккоена Лиссабон был диким, шумным городом, который очень быстро рос. Вот только строить его с нужной скоростью не удавалось; семьи делили ветхие дома, которые, если верить Таккоену, часто не имели ни туалета, ни очага. Невероятное богатство соседствовало с бедностью. Рабы и рабочие-мигранты делали грязную работу для города – уборщики, повара, лодочники, продавцы уличной еды, грузчики, сапожники и кузнецы; и каждое утро улицы рядом с Тежу были полны рабами, которые выносили опустошаемые в реку ночные горшки [207] Hatton, pp. 71ff. .

Если какое-то одно место и символизировало шок новизны и столкновения культур, случившийся во время Ренессанса, то им был определенно Лиссабон.Его преуспевание означало упадок Венеции и цепи азиатских метрополисов, в первую очередь Малакки. Это история того, как один глобальный город одолел конкурентов и начал жиреть буквально на их трупах. И подобно другим глобальным мегаполисам Лиссабон стал центром сети из городов-конкурентов, раскинутой на всю планету: Антверпен, Макао, Гоа, Кочин, Малакка и других. Он был первым из городов нового типа: имперский метрополис, способный эксплуатировать рынки по всему миру. Подобные левиафаны сокрушили устаревшие города-государства – Любек и Венецию. Более важно, что они заняли место великих городов Азии и Америки, которые очень долго несли знамя урбанистической цивилизации.