Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Именно поэтому они становятся целью рейдов со стороны шариатской гвардии: в 2012 году восемьдесят семь кофеен были закрыты за «несоответствие исламским ценностям». Годом позже кафе «Прага», популярное среди студентов, интеллектуалов и противников режима, закрылось само, не желая подчиниться закону, который потребовал от всех кафе установить камеры наблюдения для осуществления «гражданского присмотра».

Центральная позиция кафе в современной урбанистической культуре глубоко отпечаталась в истории и искусстве. Париж стал культурной столицей XIX века, писал Ральф Уолдо Эмерсон, поскольку его «наивысшее достоинство в том, чтобы быть городом бесед и кафе». С 1860-х кафе из городского центра расползлись по бульварам. Американский турист в 1869-м был изумлен, увидев людей всех классов на тротуаре, где они «курили, пили, болтали, читали газеты»: «Вот она, настоящая демократия». Таким он и был, современный компанейский город в действии: место для случайных встреч, наблюдения за людьми, общения, постоянно изменяющийся театр улиц. К 1880-му в Париже было 40 тысяч кафе, огромный выбор мест для социализации – где, как и с кем. Были нарядные фешенебельные заведения на бульварах, простые, непритязательные, предназначенные для рабочего класса, и множество промежуточных вариантов. Вы могли отправиться в кафе, которое изображало буколическую сельскую атмосферу, или в другое, где имелся шанс подцепить девчонку. Самое важное, что кафе функционировали в качестве центров для лежащего вокруг района. Там было накурено, пахло кофе и вином, щелчки домино и нард по столу смешивались с шелестом разворачиваемых газет, «добрые шутки и состязания, любопытство и беспрерывная болтовня». Фраза, появившаяся у рабочего класса, – «друг по кафе» – означала завсегдатая, с которым вы ассоциируете кафе своего квартала, но которого никогда не встречали снаружи. Напряженная городская жизнь была бы невозможной без смягчающего социального эффекта кафе [223] W. Scott Haine, ‘“Café Friend”: friendship and fraternity in Parisian working-class cafés, 1850–1914’, Journal of Contemporary History, 27:4 (October 1992), pp. 607–26; W. Scott Haine, The World of the Paris Café: sociability among the French working class, 1789–1914 (Baltimore, 1998), p. 1, 9; Barbara Stern Shapiro and Anne E. Havinga, Pleasures of Paris: from Daumier to Picasso (Boston, MA, 1991), p. 123. .

Эдгар Дега и Джеймс Мак-Нейл Уистлер посещали кафе под именем «Мольер». Заведение «Тушканчик» привлекало Клода Моне, Альфреда Сисли, Камилля Писарро, Поля Сезанна, Пьера-Огюста Родена, Эмиля Золя, Луи Эдмона Дюранти и Стефана Малларме. Импрессионизм возник из сообщества в кафе, как и кубизм, и литературный модернизм. Моне очень ценил «вечное столкновение мнений» в «Тушканчике», которое «помогало оттачивать наш разум». Культура кафе состояла из вспышек-бесед, а беседы были топливом для искусства.«Из них, – писал Моне, – мы выходили воодушевленными, с более сильной волей, с мыслями более чистыми и определенными» [224] John Rewald, History of Impressionism (NY, 1946), p. 146. .

Городская атмосфера кофеен, которая ассоциируется с художественным блеском и духом богемы, сделали их центральными пунктами в декорациях фешенебельной жизни. В наши дни появление хипстерских кофеен в бедных районах – признак изменения городской среды и роста цен на недвижимость; идеальный момент для инвесторов наступает, когда количество кофеен в ранее неинтересном для них районе сравнивается с количеством ларьков с жареной курицей. В Гарлеме в 2010-х брокеры, работающие с недвижимостью, тайком вкладывались в кофейни, чтобы искусственно ускорить рост благосостояния и инициировать спрос на жилье. Это были «потемкинские деревни» городского мира [225] Rowley Amato, ‘Brokers Are Now Opening their own Coffee Shops in Harlem’, Curbed New York, 16/8/2014, https://ny.curbed.com/2014/8/16/10059746/brokers-are-now-opening-their-own-coffee-shops-in-harlem. .

Вещи наподобие фабрик, железных дорог, автомобилей, электричества и армированного бетона естественно придали городам определенный облик. Кофе тоже необходимо включить в этот список. Его трансформирующее воздействие было не меньшим, по крайней мере на одну из важнейших опор городской жизни – общение.

Путь кофе к популярности начался в Эфиопии, где его впервые начали возделывать. С XV века йеменские торговцы экспортировали его в суфийские общины, чтобы помочь верующим сохранять бодрость во время долгих ночных церемоний. Затем кофе попал в Мекку и Медину, в Каир, Алеппо и Дамаск, с 1550-х кофейни появились в Константинополе, к концу века они захватили город целиком.

Англичанин Джордж Сэндис, посетивший Константинополь в 1610 году, был опечален, когда не обнаружил таверн, где можно было завязывать контакты с торговцами. Вместо питейных заведений он увидел нечто под названием «Коффа-дом»: «Там сидят они, болтая, большую часть дня; и попивают напиток, называемый коффа (от ягоды, из которой изготавливают его), из маленьких фарфоровых чашек, такой горячий, что они едва могут выносить; черный, как сажа, и на вкус не сильно от нее отличается» [226] Markman Ellis, The Coffee-House: a cultural history (London, 2004), pp. 7–8. .

Кофейни изменили Константинополь, они дали ему новое пространство для встреч и общения за пределами традиционных ограничений дома и мечети. Английские торговцы в городах вроде Алеппо, Смирны и Константинополя тоже начали пить кофе, и подобно миллиардам людей в более позднее время привыкли к нему. Вернувшийся из Смирны в 1651 году купец Даниэль Эдвардс привез с собой кофейные бобы и все принадлежности для варки. В доме своего богатого тестя в центре лондонского Сити Эдвардс начал угощать друзей и партнеров. И напиток стал столь популярным, что визиты жаждущих кофеина дельцов сделались раздражающе частыми. Эдвардс решил открыть небольшое заведение в церковном дворе в переулке Святого Михаила, а к делу приставил греческого слугу Паскуа Розе. В 1654 году Розе перебрался в дом на другой стороне переулка, и там открылась первая кофейня в Западной Европе [227] Ibid., pp. 29–32; U. Kömecoglu, ‘The Publicness and Sociabilities in the Ottoman Coffee house’, The Public, 12:2 (2005), 5–22; A. Caksu, ‘Janissary Coffee houses in Late Eighteenth-Century Istanbul’, in Dana Sajdi (ed.), Ottoman Tulips, Ottoman Coffee: leisure and lifestyle in the eighteenth century (London, 2007), p. 117. .

Экзотический напиток привлекал любопытных, в их числе оказался энциклопедист Самюэль Хартлиб, который писал: «Эта разновидность турецкого напитка, которую делают из воды и некоей ягоды или турецкого боба… он горячий и неприятный, но хорош после закусок, а также избавляет от газов очень хорошо» [228] Ellis, pp. 32–3. .

Всякая новизна в городе, вне сомнений, привлекает зевак и любителей развлечений. Но мало кто поставил бы на то, что кофе преуспеет и приживется. Однако уже в 1660-х в Сити было более восьмидесяти кофеен, и еще больше в Вестминстере и Ковент-Гардене. К концу века число таких заведений превысило тысячу. Кофейни распространились по городам по всей Англии, а также Шотландии и Ирландии, через Атлантику перебрались в Бостон, Нью-Йорк и Филадельфию, а через Ла-Манш – в Париж, Амстердам, Вену и Венецию. Всего через несколько лет после их появления в Лондоне «весь район кишел [в кофейнях], словно пчелы, и жужжал ничуть не хуже» [229] Ibid., p. 42; Steve Pincus, ‘“Coffee Politicians Does Create”: coffee houses and Restoration political culture’, Journal of Modern History 67:4 (December 1995), 811–12. .