Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

А 26 августа была принята «Декларация прав человека и гражданина», составленная главным образом Лафайетом, но король не торопился ее подписывать, за что был подвергнут весьма разнузданной критике. Впрочем, что до Гильотена, то он своего короля боготворил. В голове примерного доктора и, как можно предположить, во многих других головах в то время все смешалось самым странным образом: да, королевская власть несправедлива вообще (так утверждали Высшие Умы), но король и королева Франции просто не могут быть несправедливы, а потому за них можно и должно отдать жизнь.

Изредка в столицу наезжал Жозеф-Александр Гильотен и буквально требовал, чтобы его сын прекратил заниматься политикой: старику чуялось в этом что-то недоброе. Сын же втягивал голову в плечи и отмалчивался — пойти на это он уже не мог. Депутат Гильотен теперь до самого рассвета жег свечи в своем кабинете, и слуга находил его поутру спящим прямо на диване в одежде и даже в туфлях.

Происходящее завораживало. Не могло не завораживать, ведь Жозеф-Игнас Гильотен был человеком, как сейчас говорят, с активной жизненной позицией.

28 августа 1789 года депутат Гильотен принимал активное участие в обсуждении вопроса о полномочиях правительства.

11 сентября 1789 года Национальное учредительное собрание обсуждало предоставление королю права вето, и депутат Гильотен поднял еще одну связанную с этим тему: а как долго может продолжаться это вето (отложенное неверие)? Собрание признало важность этого вопроса и 728 голосами против 224 заявило, что королю дается право временно накладывать вето на законы на двух законодательных сессиях.

5 октября 1789 года в ходе заседания было решено, что президент Национального учредительного собрания во главе нескольких депутатов отправится во дворец и будет просить короля принять «Декларацию прав человека и гражданина», а также первые статьи составленной Конституции. Депутат Гильотен вошел в состав этой депутации.

Но не успела депутация приготовиться к отправлению, как на улице послышались неистовые крики и страшный шум. Это были торговки, входившие в Версаль с песнями и криками: «Да здравствуют парижанки!»

Депутация от торговок представилась Национальному учредительному собранию, и было заявлено, что столица Франции находится в отчаянном положении. Аристократов обвинили в заговоре с целью уморить Париж голодом. Тут же последовала и жалоба на унижение, которое потерпела национальная (трехцветная) кокарда от придворных чинов. Торговки произносили все более и более возмутительные речи, а потом приняли решение предложить королевской страже принять трехцветную кокарду (вместо белой). Предложение было принято. Торговки пришли в восторг от своей первой победы.

Казалось, гроза начала утихать, и было решено отправить во дворец совместную депутацию от возмущенных торговок и от Национального учредительного собрания. Она должна была доложить королю о бедственном положении жителей столицы и просить его распорядиться о доставке хлеба.

Однако королевская стража не допустила торговок за ограду дворца, вследствие чего озлобление толпы дошло до бешенства. Начались уличные драки. Угрозы и проклятия сыпались на офицеров королевской стражи. Людовик XVI в страшном волнении за безопасность королевы приказал допустить к нему депутацию, принял ее ласково и дал предписание за своей подписью немедленно сделать распоряжение о ввозе хлеба в Париж.

Депутация торговок немедленно отправилась с полученными документами в столицу, но большая часть пришедшей в Версаль черни осталась на площади перед дворцом. Чтобы успокоить буйные толпы, Национальное учредительное собрание обещало их накормить, но городские власти не дали распоряжения о раздаче хлеба, и голодная толпа, приведенная в ярость долгим ожиданием, уже готова была начать грабежи.

Внутри дворца все были в страшной тревоге, в Париж было отправлено приказание начальнику национальной гвардии Лафайету срочно прибыть в Версаль. Лафайет отвечал, что он ведет своих солдат, но поспеет только к ночи.

Между тем торговки успели «установить контакты» с солдатами Фландрского полка, и те пообещали действовать в пользу толпы. Таким образом, на помощь Фландрского полка двор уже не мог рассчитывать, и оставалось лишь одно средство спасения для короля и его семейства: немедленный отъезд в какой-либо провинциальный город, жители которого были преданы короне. Экипажи были уже готовы, оставалось только королевскому семейству сесть в них, пользуясь наступившей темнотой, но тут около дворца появились национальные гвардейцы. Расставленные часовые получили приказание не пропускать придворные кареты за ворота, и отъезд короля был остановлен.

Внутри дворца на часах были оставлены верные своему долгу швейцарцы. Прибывший с национальной гвардией Лафайет успокоил короля и королеву.

Около трех часов утра все, казалось, успокоилось. Национальное учредительное собрание закрыло заседание, успев распорядиться об отведении помещений в церквях, казармах и кофейнях торговкам, но для всей толпы все равно не нашлось ни места для ночлега, ни продовольствия. Люди расположились на площади около разведенных костров, которые однако постоянно гасли от начавшегося дождя.

В пять часов утра свирепого вида мужчины стали будить задремавших товарищей и собрали к шести часам в одном из дворов Версальского дворца большую толпу самых отчаянных злодеев. На дворе этом охраны почему-то не было, и решетку сломали без особого труда.

Во главе демонстрантов шли рыночные торговки — крупные женщины с сильными руками. Похоже, что вместе с ними были мужчины в женских платьях <���…> Лафайет, командир национальной гвардии, последовал за ними с большинством своих людей. Он не был уверен в своих подчиненных и был очень встревожен тем, что произошло.

Когда масса черни проникла на лестницу, на которой стояло только два часовых-швейцарца, то один из них выстрелил и убил мятежника. Толпа со страшным остервенением бросилась на часовых и растерзала их. Ближайшим к лестнице покоем была спальня королевы, и мятежники бросились туда, но швейцарцы успели устроить заграждение, и королеве с ребенком удалось перейти на половину короля. Положение верных швейцарцев стало отчаянным в виду наступавшей на них громадной толпы вооруженных мятежников. К счастью, Лафайет уже проснулся и привел во дворец национальную гвардию, которая остановила чернь.

Опасность вроде бы миновала, но по всем дворам и коридорам дворца разгуливали мятежники и громкими голосами требовали выхода короля.