Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

Во Франции не было гражданских законов. Их заменяли: римское право, которого народ не понимал; древнегерманское, годившееся во времена феодализма, и бездна обычных прав (их насчитывали до 400), в каждой провинции свое особенное; да еще нужно присоединить к этому указы (ordonnances), издевавшиеся над всяким законом и обычаем и снимавшие всякие преграды министерскому произволу. Уголовного права также не существовало.

Уголовное судопроизводство во Франции было тогда «крайне тягостно». Смертная казнь была слишком часта, а ход дел отличался, как и при инквизиции, неповоротливостью и излишней жестокостью.

Судов и органов с судебной властью было слишком много. Судебными должностями торговали, как дефицитным товаром. Сами судьи не были независимы. Они нередко отличались невежеством и обычно принадлежали к некоей замкнутой касте. Судов для быстрого решения мелких дел вообще не существовало. Со всех сторон раздавались требования мировых учреждений. И ко всему этому присоединялся остаток феодализма — помещичий суд. Фактически, это было полное беззаконие мелких местечковых деспотов.

В подобной обстановке то, о чем говорил доктор Гильотен, было сродни революции.

Почему?

Да потому, что он заявил, что, по его глубокому убеждению, гуманный вид смертной казни должен был стать прелюдией к ее полной отмене.

10 октября 1789 года депутат Гильотен говорил о том, что даже такой «привилегированный» вид казни, как обезглавливание мечом, имеет свои недостатки. Он говорил:

— Завершить дело при помощи меча можно лишь при соблюдении трех важнейших условий: исправности инструмента, ловкости исполнителя и абсолютного спокойствия приговоренного. Кроме того, меч нужно выправлять и точить после каждого удара, иначе быстрое достижение цели при публичной казни становится проблематичным: бывали случаи, что отрубить голову удавалось едва ли не с десятой попытки…

Вопреки протестам юристов — таких, например, как д’Агессо, — к концу предреволюционной эпохи наличествовало четыре разновидности казни, определяемые не только особенностями совершенного преступления, но иногда и личностью преступника. Нужно воздать должное доктору Гильотену: он первым выразил перед лицом Национального собрания протест против такого порядка вещей.

Понятно, что доктор Гильотен пересказывал то, что ему поведал профессиональный палач Сансон.

Андрей Всеволжский в своей статье 2003 года «Приглашение на казнь», посвященной Гильотену, утверждает:

«На том историческом заседании постановили рассмотреть, исследовать и уточнить проект «чудодейственного» механизма. Им помимо Гильотена вплотную занялись еще три человека — лейб-медик короля хирург Антуан Луи, немецкий инженер Тобиас Шмидт и палач Шарль-Анри Сансон».

Это абсолютно неверно.

На самом деле, Гильотен был гуманистом и противником смертной казни. И его основная мысль заключалась в том, что смертная казнь, если уж она так важна для дела Революции и от нее невозможно вообще отказаться, тоже должна быть демократизирована. Он сказал, что до революции во Франции способ наказания зависел от благородства происхождения: преступников из простонародья обычно вешали, сжигали или четвертовали, а дворян «удостаивали чести» обезглавливания мечом. Так вот доктор Гильотен заявил, что то же четвертование или сожжение — это просто варварство, достойное лишь самых диких и необразованных народов, и эти безобразные виды казни следует отменить.

Осужденный на смертную казнь дворянин имел право выбора — принять смерть от шпаги или от секиры, а простолюдин должен был умирать на колесе, разорванный живым на части, если только его не приговаривали к виселице. Такому человеку еще везло, так как его не раздирали на части четыре лошади, после чего на все его разорванные члены лили расплавленный свинец…

От себя добавим, что в 1610 году убийцу короля Генриха IV Франсуа Равайяка казнили так. Сначала он подвергся всевозможным оскорблениям от толпы, и нужна была военная сила, чтобы довести его живым на место казни. Потом его положили на спину на эшафот и крепко прикрепили цепями все части тела. Затем к его руке привязали орудие коварного преступления и жгли ее серным огнем, затем клещами рвали в разных местах тело и лили в раны расплавленный свинец, масло и серу. Потом руки и ноги Равайяка привязали к четырем сильным лошадям. Палачи подрезали осужденному сухожилия и кнутами заставили лошадей тянуть в разные стороны сначала небольшими рывками, а потом изо всех сил, пока эти части не оторвались. Когда четвертование было закончено, люди всех званий бросились с ножами, шпагами, палками и стали бить, рубить и разрывать то, что еще недавно было Равайяком, на части. Потом эти окровавленные части таскали туда и сюда по улицам, и это не только не было запрещено, но даже было поощряемо. И лишь когда народ полностью натешился в своем остервенении, все части тела Равайяка были собраны и сожжены, а прах развеян по ветру.

Фальшивомонетчиков варили живьем в кипящем котле, еретиков сжигали. И только преступники благородного происхождения пользовались «привилегией»: им отрубали голову мечом. Правда, и в этом случае казнь могла оказаться долгой и мучительной. В частности, это испытал на себе в 1626 году Анри де Талейран-Перигор (он же граф де Шале), участник заговора против кардинала де Ришелье, ставившего целью низложение Людовика XIII и возведение на трон его младшего брата Гастона. Считается, что тогда другие заговорщики попытались спасти графа де Шале. По их поручению палача подпоили, и он не сумел добраться до Нанта к назначенному дню. Однако строгий, но справедливый король нашел выход. «В тюрьме всегда сыщется висельник, который пожелает ценой чужой жизни выкупить свою собственную», — сказал он. И такой висельник нашелся. «Не затягивай, дружище», — шепнул палачу 26-летний граф. Однако вышло иначе. Палач-дилетант не знал, что меч перед казнью полагается наточить. Первым ударом он лишь сбросил несчастного на помост, после чего начал беспорядочно бить его по шее. Из толпы, пришедшей поглазеть на зрелище, стали подавать советы…

Короче говоря, «палач» сумел только с 34-го удара отделить голову графа де Шале от туловища. До 29-го он еще кричал…

Доктор Гильотен говорил 10 октября 1789 года, что казнь, если уж без нее нельзя обойтись, не должна быть такой мучительной. И еще, что крайне важно, она должна быть одинаковой для всех.

Никакой гильотины Гильотен не изобретал, да и не был он изобретателем. Он говорил об идеалах справедливости и о гуманизме. Он просто предложил поправки в Уголовный кодекс. Их главный смысл: отныне всех приговоренных к смерти, должны казнить одним способом, независимо от социального происхождения, и способ этот — устройство, гарантирующее легкую смерть без страданий.