Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

Король сидит, окруженный промокшими торговками рыбой.

КОРОЛЬ. Мне весьма приятно видеть красавиц славного города Парижа.

ТОРГОВКА. Ваше Величество… Ваше Величество… (Падает без чувств.)

КОРОЛЬ (не без любопытства). Она умерла?

ЛЕЙБ-МЕДИК. Нет, сир, от избытка чувств она вовсе лишилась чувств…

ТОРГОВКА (очнувшись). Ваше Величество! (Почти плачет.) Вы точно такой же, как на монетах… точно такой же!

КОРОЛЬ. М-да… Мне сообщили о ваших нуждах, сударыни. Мы приказали, чтобы мука из подвалов Версаля уже с утра отправилась в Париж. А сейчас, милые дамы, время позднее, идите спать. Вас накормят и разместят.

ТОРГОВКА (повторяет). Милые дамы… это мы! (Рыдает.) Ваше Величество… Вы разговариваете, а я будто держу в руках золотой экю!

САНСОН. Дам устроили в помещениях для прислуги. И я наконец-то покинул дворец. Уже в Париже я узнал продолжение. Посреди ночи топот сотен ног разбудил Версальский дворец… Это было действо, заготовленное парижским отцом похода. Через тайные ходы, которые никто не знал, кроме принцев крови, толпа проникла во дворец. Утром королевскую семью ждало великое унижение — чернь, заполнившая двор, потребовала, чтобы Людовик и Мария-Антуанетта с дофином вышли на балкон… Выйдя, они увидели головы несчастных гвардейцев — они качались на пиках над вопящей, проклинавшей толпой, которая ревела: «Короля и австриячку — в Париж!»

Так выиграл принц Орлеанский… Безвластных короля и королеву, окруженных толпой, повезли в Париж — в старый дворец Тюильри…

В это время я сидел в Национальном собрании, где выступал доктор Гильотен…

Национальное Собрание.

ГИЛЬОТЕН. Граждане депутаты, сегодня поистине великий день! Во-первых, впервые в истории Франции равенство будет даже на эшафоте. Отныне всех казнят одинаково! (Овация.) Во-вторых, вы сейчас ознакомитесь с гуманнейшим из изобретений нашего великого века. Лежащий на доске лицом вниз… можно сказать, отдыхающий осужденный не видит нависшего над ним ужасного лезвия. Палач дергает за веревку, и осужденный (говорит нежно) чувствует лишь слабый ветерок над шеей… (Весело.) И все! Поверьте, граждане депутаты, эта машина так отрубит вам голову, что вы даже не почувствуете.

Хохот депутатов.

ВЕРНЬО. Тише, граждане. Переходим к голосованию… (Голосуют.) Национальное собрание одобрило гильотину единогласно. (Овация.)

ГИЛЬОТЕН (обнимая Сансона). Оно пришло — новое время!.. Вложи свой меч в ножны навсегда, труженик эшафота. Теперь палачу не нужна грубая сила. Теперь палачом у нас может стать любой! Нет мучений, но есть наказание!

САНСОН (усмехается). Избавлены от страданий? Милый доктор, к сожалению, есть тайна, известная любому палачу: помимо мучений от казни, жертвы испытывают страдания, которые следует назвать посмертными. Если бы вы видели, как содрогается обезглавленное тело, испытывая нестерпимую боль уже после отсечения головы… И как мучается душа!

ГИЛЬОТЕН (изумленно). Вы верите в душу?

САНСОН. В нее верят все палачи. И некоторые из нас видели, доктор, как отлетает от тела… это белое облачко.

ГИЛЬОТЕН. По решению собрания испытаем гильотину на овцах.

Сансон и лейб-медик короля.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Говорят, сегодня утром отменены титулы, гербы, ливреи лакеев. И как же теперь у нас будут зваться принцы крови?

САНСОН. Как все граждане — по фамилиям… Впрочем, герцогу Орлеанскому народ дал титул — гражданин Равенство!.. Дерните за веревку. (Крик овцы.)

ЛЕЙБ-МЕДИК. Удачно! Но, гляжу, народ сам начал исполнять вашу работу. На фонарях качаются аристократы. Кстати, один — у вашего дома.

САНСОН. Его сняли утром.

ЛЕЙБ-МЕДИК. Значит, это новый. Качаются вместо фонарей… Ибо фонари все разбиты… хлеба нет… Почему после революции все исчезает? (Сансон молчит.) А вы уже… боитесь разговаривать… При короле не боялись… Что делать, свобода, равенство, братство!.. Дергайте! (Крик овцы.) Король вчера решил выехать в Сен-Клу на пасхальную литургию. Но национальные гвардейцы ему не разрешили. И наш великий революционер маркиз Лафайет, командир гвардейцев, не смог уговорить кучку своих негодяев. Они уже не подчиняются ему. Власть захватывает городская коммуна, то есть чернь!.. Поверьте, скоро и Лафайет, и герцог Равенство выпьют напиток, который сами приготовили.

САНСОН (по-прежнему не отвечая.) Последняя овечка… Дергайте! (Крик овцы.) Браво! Его Величество оказался прав. Это идеальный вариант лезвия… Гильотина готова!

Андре Кастело. Драмы и трагедии истории (2008)

Приведенный ниже отрывок — это фрагмент книги французского историка Андре Кастело (перевод с французского Л. Д. Каневского). Приводя этот фрагмент, мы лишь позволили себе исправить некоторые неточности в переводе имен собственных, приведя все в соответствие с теми написаниями, которые являются правильными и практикуются в этой книге. Вообще, если честно, этот перевод очень странный…

Доктор Игнас Гильотен славился своей любо вью к «страдающему человеку». Его постоянно вдохновляла одна идея — как сделать так, чтобы осужденные на смертную казнь люди при исполнении наказания не чувствовали боли, а если и чувствовали, то совсем чуть-чуть… Короче говоря, он хотел оказать большую услугу смертникам.

Страшные рассказы о казнях не давали сердобольному Гильотену уснуть, о чем нам рассказывает Ленотр: «Речь шла о казни двадцатидвухлетней девушки, Элен Жийе, убежденной детоубийцы. Появившийся на эшафоте одновременно с осужденной, двумя священниками-иезуитами и двумя капуцинами палач обратился к публике с просьбой о снисхождении к нему. Утром он исповедывался и причастился, чтобы набраться мужества, но все равно, несмотря на то, он дрожал всем телом. Он объяснил это донимаю щей его уже несколько дней лихорадкой и попросил своих помощников простить его, если он не исполнит, как нужно, своих обязанностей. Он опустился на колени перед своей жертвой и стал просить у нее прощения за то зло, которое он ей причинит, просил благословения у священников. Наконец, он был готов. Взмахнув топором, он нанес ей первый неловкий удар, рассекший ей нижнюю челюсть; толпа заулюлюкала, стала бросать в палача камни. Тот, бросив свой топор, стал просить, чтобы убили его, палача, вместо его клиентки. Но тут на эшафот взобралась какая-то женщина, это была «палачиха», жена палача. Она, подняв с пола топор, потребовала от мужа продолжить казнь. Тот согласился, занес топор над головой и нанес та кой же неловкий удар, раздробив плечо своей жертве. Снова толпа заулюлюкала, снова полетели камни в палача; палач, спустившись с эшафота, бросился наутек; на его место встала жена; она пыталась ударами ног прикончить девушку, но ей это сделать не удавалось; — тогда она, привязав к ее шее веревку, стащила ее с эшафота, где с помощью ножниц пыталась отрезать ей голову; священники, и иезуиты и капуцины, бросились прочь. Толпа вырывала из рук «палачихи» ее жертву. Девушку, искромсанную острыми ногтями этой мегеры, с трудом оттащили, а палача с женой толпа растерзала прямо возле эшафота».