Сергей Нечаев - Добрый доктор Гильотен. Человек, который не изобретал гильотину

<���…>

Вне всякого сомнения, в новую, новаторскую эпоху следовало бы просто отменить смертную казнь, и дело с концом, но Игнас Гильотен, к сожалению, не обладал смелостью, свойственной одному из его молодых коллег, некоему Максимилиану Робеспьеру, тогда совершенно не известному никому человеку, который, скажем мимоходом, был, как это ни стран но, одним из немногих противников высшей меры. Может, прорицательница предрекла ему, что он тоже умрет на эшафоте? Мысль о страшных муках приговоренных к казни постоянно занимала Гильотена, и вот, собрав все свое мужество, он 1 декабря 1789 года осмелился подняться на трибуну Национального учредительного собрания. Его инициатива о введении единого наказания для всех сословий без исключения, сообразно только одной степени преступления, там была поддержана. Теперь все были уравнены в правах перед смертью, и отныне главным орудием казни становилась виселица. Вот почему Шарлю-Анри Сансону пришлось расстаться со своим легендарным красным облачением и нацепить на себя коричневый сюртук с пуговицами и круглый цилиндр. Теперь уже не будет «человека в красном» возле колеса и плахи, но Игнас Гильотен не мог удовлетвориться таким своим полууспехом.

Он испытывал непреодолимое отвращение при одном только взгляде на виселицу, на которой трупы казненных сильно обезображивались и подолгу выставлялись на обозрение любопытным. Он хотел сделать так, чтобы казнь жертвы осуществлялась без особых страданий, чтобы неким образом лишить удовольствия толпу, всегда жадную до подобных варварских зрелищ.

На его взгляд, лучше всего для этого подходило отсечение головы. Это был самый быстрый и самый приемлемый способ смерти, поэтому его удостаивались только члены привилегированных классов. Но теперь, при Революции, когда приняли закон о равенстве всех перед законом, был также принят и дек рет об уравнении всех способов наказания. Прежде, при неопытности или неуклюжести исполнителя, обезглавливание порой превращалось в страшную муку. Нужно было найти что-то такое, что действовало бы быстрее, точнее и бесстрастнее, чем рука чело века. Так Гильотен пришел к мысли о создании механической машины для казни.

Размышляя над этим, он в 1790 году узнал, что в Париж приехал театр марионеток, который давал свои представления на ярмарке в Ландит, это была панто мима «Четверо сыновей Эмона», во время которой игрушечная машина отрубала головы провинившимся куклам… Игнас с женой пошли на представление по примеру многих. Он посмотрел спектакль, а когда выходил с ярмарки, то в голове у него уже воз ник образ «машины для казни». Так Гильотен стал изобретателем гильотины.

Насколько известно, гильотина, или то, что этим словом называют, — существовала задолго до появления игрушечной машины для отсечения кукольных голов на ярмарке в Париже. Если повнимательнее разглядывать гравюры немцев Пента Альдерградера, Лукаса Кранаха или итальянца Ахилле Бокки XVI века, то на них можно разглядеть образы подобных механизмов. Можно ознакомиться и с «Мемуарами» Пюисегюра, который рассказывает нам о казни в 1632 году маршала Генриха II Монморанси, «которого привели на эшафот, расположенный во дворе ратуши. Там стояло особое устройство. Оно состояло из плахи и двух досок, между которыми двигалось лезвие секиры, подвешенное на веревке через перекладину. Осужденный становился на колени, клал голову на плаху, а исполнитель поднимал за веревку секиру до упора. Стоило ему выпустить из рук веревку, как секира падала на шею осужденного, и вот результат, голова отлетала в одну сторону, тело сползало в другую».

Но такую примитивную механику нельзя было назвать удовлетворительной. Гильотен понял, что нужно придумать что-то более эффективное, но для этого ему нужен был помощник. Ему порекомендовали эксперта № 1 по казням — палача Шарля-Анри Сансона.

Они быстро нашли общий язык. Вскоре на сцене появляется еще один важный персонаж, которому было суждено сыграть в той истории свою роль, — немец по имени Тобиас Шмидт. Он был механиком, занимался производством клавесинов и фортепьяно и, как большинство его соотечественников, страстно любил музыку. Он продал палачу Шарлю-Анри несколько своих инструментов, с чего и началась их дружба. Любовь к музыке еще больше сблизила их, ибо Шарль-Анри тоже был механиком и музыкантом, он недурно играл на скрипке и виолончели. Оба они очень любили Глюка.

Однажды вечером они, по обыкновению, музицировали. Они сыграли арию Орфея, потом дуэт из «Ифигении в Авлиде» и, когда кончили играть, вдруг разговорились. Шарль-Анри сказал своему другу, что уже давно занят вопросом создания машины для казни и готов заплатить изобретателю приличные за нее деньги.

— Погодить! — сказал Шмидт на своем обычном ломаном французском. — Никому не надо уплатить…

Он взял в руки карандаш и стал набрасывать рисунок, вспоминая то, что он видел на гравюре, изображавшей казнь Монморанси, и ту игрушечную ма шинку для казни, которую он видел на ярмарке в Ландите. Шарль-Анри посмотрел… и обомлел — это было то, что нужно! Изображенный Шмидтом ап парат представлял собой два параллельных вертикальных бруса, между которыми двигалось остро отточенное лезвие. Осужденный лежал в горизонтальном положении на доске, просунув голову в отверстие, похожее на ошейник, в другой доске, которая устанавливалась точно под лезвием. Лезвие падало ровно в то место, где находилась шея преступника.

Сансон не скрывал своей радости и удивления.

— Мой, правда, не хотел в этом учайствовать… Тут убивайт человек, такой, как я… Но я вижу, какой вы печально и мне стало жалько вас. Я решиль вам по мочь. А теперь давайте сыграйт арию Армиды…

И в комнате полилась божественная музыка Глюка… Вот так произошло во время домашнего музицирования изобретение гильотины…

На другой день Шарль-Анри Сансон побежал к своему приятелю доктору Гильотену, чтобы рассказать ему об удивительном изобретении механика Шмидта. Тот был поражен, словно ударом молнии. С трудом придя в себя, он воскликнул:

— Да ведь это и есть механическое воплощение моей мечты!

На заседании Национального учредительного собрания Гильотен докладывал об устройстве новой «механической машины для казни преступников». Он долго объяснял депутатам принцип действия новой «чудо-машины», но его слова вызывали не только удивление, но и смех на трибунах. А когда он сказал, будто «осужденный не будет при казни испытывать никакой боли, лишь лег кий холодок на затылке», то его фраза показалась депутатам настолько странной, что в зале поднялся ди кий хохот. Председателю долго не удавалось водворить тишину.

Тем не менее Национальное учредительное собрание высказалось за рассмотрение проекта Гильотена и поручило доктору Антуану Луи высказать свое мнение о новом «механическом» способе казни.