Владимир Бутенко - Честь дороже славы

Мулла вскинул ладонь со скрюченным указательным пальцем и взвинтил свой голос до предела:

– Но заверения их оказались пустыми словами! И когда девять лет спустя в Кабарду пришло войско крымского хана и его командующий Салих-Гирей, который молился в мечети моего отца, стал устанавливать свой порядок, русский император Петр не пришел нам на выручку. Мисостовы и Атажукины приняли присягу на верность Крыму. А хан потребовал в залог аманатов и рабов, красивых наложниц… Никому, кроме Аллаха, доверять нельзя. Мы должны объединиться с Девлет-Гиреем и вместе выступить против неверных. Да поможет нам Аллах!

Его сменил неторопливый, с курчавой бородкой Хамурза Асланбеков. Он поправил на поясе кинжал и в знак уважения склонил голову в сторону хозяина.

– Мудрый мулла сказал главное. Кабарду не оставляют в покое чужеземцы. Одни самовольно воздвигли на нашей земле крепость и разместили в станицах казаков, а другие требуют дань по ясырю.

– Но мы ее не платим! – заметил кто-то из дальних рядов.

– И не будем платить впредь! – подхватил оратор. – Мы должны заботиться прежде всего о своих подданных. После мирного трактата, который подписали султан и русская царица, Крым утратил зависимость от Турции. Хан уже не так силен, как раньше. Есть только один выход: в союзе со всеми горцами вышвырнуть русских за Терек и разрушить их крепости. Русский генерал Медем увел свои полки в Дагестан. Об этом мне сообщил верный человек. На Тереке остались одни казаки. Промедлим – упустим эту возможность!

День перевалил на вторую половину, а выступающим не было конца. Иногда вспыхивали перепалки. Всеми уважаемый Хамурза Росланбеков сидел в окружении сторонников. На нем был дорогой бешмет, выложенный серебряной нитью, голову украшала папаха из белоснежного курпея, а взгляды привлекал кинжал в драгоценных камнях.

– В детстве мне рассказывал аталык старинную легенду, – начал Хамурза. – Жил в горах пастух, было у него множество овец. И повадился нападать на его отару барс. Появлялся раз в неделю, хватал барана и уносил в свое логово. Пастух решил убить барса. Сделал засаду и метким выстрелом из ружья поразил зверя. Но радость этого глупца была коротка! Туда, где хозяйничал барс, пришли волки и шакалы. И теперь вырезали они гораздо больше овец! Ибо правит сильнейший! Покаялся пастух, да было поздно. Всю его отару уничтожили хищники… Я слушал вас, уважаемые владетели и уздени, с большим интересом. Немало было высказано умных предложений. Но стоит ли нам убивать барса? Выступать против русской царицы? У нее не отряды, а неисчислимая армия! А крымский хан только сел на трон. Ногайские орды волнуются, их сераскир Шагин-Гирей также претендует на ханский престол. И русские за него! – Хамурза огладил рыжеватую клиновидную бороду и прищурился. – Каждый из вас, братья, доказал свою отвагу в сражениях. Недавно мы отражали набег ингушей. Теперь в свой черед должны выступить и наказать их за разбой! А с русскими лучше договариваться, требовать у них денег и провианта, возмещения убытков за присвоенные ими земли. Пусть думают, что мы готовы с ними дружить… Но, когда султан накопит силы и объявит России войну, мы поддержим его, как подданные крымского хана!

Большинством голосов было решено присягнуть новому крымскому хану, но с Россией не вступать в открытое противостояние.

Мулла молитвенно заключил:

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Все наши распри оставим для нечестивых. Долг кабардинца – отстаивать свою землю и веру, ибо сказано в четвертой суре Корана: «Пусть же сражаются на пути Аллаха те, которые покупают за ближайшую жизнь будущую!»

Владетели из отдаленных мест, не мешкая, пустились в обратный путь, чтобы преодолеть его завидно. Передвигаться ночью было по-прежнему опасно. А ближайшие друзья Баматова и Асланбекова пожаловали во двор хозяина, обвеянный ароматом цветущих груш.

Солнце клонилось к сияющей серебряной короне Эльбруса, по обе стороны от него виднелись снежные пики Кавказского хребта, уходящие вдаль. И от этой величественной горной панорамы, от обилия солнечного света и запахов весны сердца владетелей наполнились желанным умиротворением.

Девушки-служанки, с закрытыми лицами, подали кумганы. После омовения рук гости расселись вдоль деревянного помоста, накрытого скатертями. На этом незамысловатом столе дымились миски с жареной бараниной и телятиной, золотился плов, большими кусками были нарезаны пышки и пироги с сыром. Вскоре разнесли тарелки с наваристым хашем. Никаких дурманящих напитков, даже бузы, на столе не оказалось.

До сумерек беседа владетелей шла непринужденно, с шутками и смехом. Но за этой как будто искренней веселостью и услужливостью прятались раздумья. Каждый из них понимал, что рано или поздно русский пристав Таганов узнает о совете владетелей.

А пока пусть плачет сааз в руках молодого парня с миловидным и ясным лицом, пусть напомнят струны о женской любви и грусти разлуки, о доблести горского воина и его готовности умереть за пядь родной земли…

Нападение воровских людей было внезапным. Точно из-под земли выросли всадники, двое из них заступили открытой карете дорогу, а трое других подъехали с направленными на путешественников пистолетами из-за придорожных вязов.

– Ото ж, побачилысь! – белозубо засмеялся толстый, бритоголовый разбойник в полотняной рубахе с расшитым воротом. – Хто вы таки? Ляхи чи москали? Грошив багато?

Его приятели, одетые кто во что горазд: в свитки, зипунцы, мундиры венгерских гусар – их стеклось на дорогу не менее дюжины, – загоготали. Зодич, храня спокойствие, потянулся рукой к дорожному ящику, в котором лежал заряженный пистолет, но тут же остановился. Это было бессмысленно. Грыватько, правивший каретой, не испугался, а смело ответил:

– Я сын запорожского хорунжия, нахожусь на государевой службе. Сопровождаю французского купца в Сичь. Извольте освободить дорогу!

Лесовики снова зашлись недобрым смехом.

– А ты, хлопче, бачу, дуже смилый? А ну, Панас, стрельни…

И в тот же миг пуля снесла с головы возницы остроконечную шапку. Пока разбойнички куражились, советуясь между собой, как поступить с пленниками – повесить или зарезать, Зодич прислушивался к их говору и понял, что это не местные жители, а, скорее всего, южане. Они отличались не только произношением, но и частым использованием татарских слов.

Наконец путников заставили вылезти из кареты, и два громилы тщательно ее обыскали, забрав сундучок, хранящий деньги и бумаги, а также дорожный сак с оружием и провиантом. Детина, с серьгой в ухе, похожий на турка, обшарил карманы Зодича и его спутника. Дядько с оселедцем, видимо, главарь шайки, выяснив, что добыча невелика, обозлился. И повелел французу написать письмо и попросить для выкупа две тысячи червонцев. А если слуга не вернется и не привезет деньги, инородца повесят. Гриватько, заикаясь, перевел это на французский. Изъятые из сундучка чернильница, перо и лист бумаги вызвали всеобщий интерес. Зодич, опасаясь подвоха, действительно обратился к Штакельбергу с просьбой выкупить его, а далее приписал, что деньги лучше бы прислать с сотней гусар. Проводник тотчас отправился в дальний путь за деньгами.