Исабель Альенде - Зорро. Рождение легенды

Эулалия де Кальис не могла бы придумать лучшего подарка. Алехандро де ла Вега очень давно не практиковался в фехтовании, но благодаря учебнику мог освежить свои навыки и приступить к обучению сына. Для Диего заказали кинжал, стеганые доспехи и миниатюрную маску. Алехандро завел обычай тренироваться с ним по два часа в день. У мальчика обнаружились недюжинные способности к фехтованию, однако, к большому огорчению отца, он не воспринимал занятий всерьез, считая их новой увлекательной игрой. Алехандро беспокоила чрезмерная привязанность Диего к своему молочному брату, которая казалась ему проявлением слабости и неуместного мягкосердечия. Де ла Вега тепло относился к Бернардо, который родился у него на глазах, и выделял его среди других индейцев, но при этом не забывал о сословных и расовых различиях. Алькальд верил, что эти различия даны Богом, чтобы спасти землю от хаоса. Взять хотя бы Францию, в которой революция перевернула все вверх дном. В этой стране все различия стерлись, было непонятно, что к чему, и власть переходила из рук в руки, как монета. Алехандро молился, чтобы ничего подобного не произошло в Испании. Он понимал, что династия бездарных монархов неотвратимо толкает страну в пропасть, но никогда не ставил под сомнение божественную сущность монархии и не сомневался в абсолютном превосходстве своей расы, нации и веры. Де ла Вега полагал, что Бернардо и Диего не равны от рождения, и чем скорее они это поймут, тем лучше. Бернардо легко смирился с таким положением вещей, но Диего подобные разговоры доводили до слез. Рехина не собиралась покоряться мужу и продолжала привечать Бернардо как собственного сына. В ее племени один человек мог превзойти другого не происхождением, а лишь мудростью или храбростью, а говорить, кто из двух мальчишек отважней или умнее, было рано.

Диего и Бернардо расставались только на ночь, когда каждый из них укладывался спать рядом со своей матерью. Одна и та же собака покусала их, их жалили пчелы из одних и тех же ульев, они одновременно переболели корью. Когда одному из них случалось напроказить, никто не давал себе труда выявить виновного; обоих бок о бок раскладывали на лавке и прописывали одинаковое число розог, а они мужественно терпели справедливое наказание. Все, кроме Алехандро де ла Веги, считали мальчиков братьями: они не только были неразлучны, но и очень походили друг на друга. Солнце одинаково опалило их кожу, так что она стала смуглой, будто древесная кора, Ана шила им одинаковые льняные штаны, Рехина стригла их волосы на индейский манер. Нужно было присмотреться внимательнее, чтобы увидеть, что у Бернардо благородные черты индейца, а Диего — высокий и тонкий, с материнскими глазами цвета карамели. Братья учились фехтовать согласно указаниям маэстро Эскаланте, управляться с кнутом и лассо, висеть на карнизе вниз головой, зацепившись ступнями, словно летучие мыши. Индейцы научили их нырять на глубину, чтобы отрывать моллюсков от скал, подолгу выслеживать добычу, мастерить луки и стрелы, терпеть боль и усталость без всяких жалоб.

Алехандро де ла Вега брал мальчиков на родео, и они, вооружившись лассо, помогали ему клеймить скот. Это была единственная хозяйственная обязанность идальго, скорее забава, чем тяжелый труд. На родео собирались все окрестные помещики со своими детьми, колонисты-скотоводы и индейцы. Животных окружали, разделяли на группы и ставили на них клейма, которые затем регистрировали в книге, чтобы избежать неразберихи и воровства. Тогда же забивали скот, сдирали шкуры, солили мясо и заготавливали жир. Королями родео были нукеадоры, знаменитые наездники, способные на полном скаку убить быка ударом кулака в затылок. Контракт с ними заключали заблаговременно, на год вперед. Нукеадоры приезжали из Мехико и с американских пастбищ на специально обученных конях, вооруженные длинными обоюдоострыми кинжалами. Когда быки падали наземь, на них набрасывались обдирщики, способные за несколько минут целиком снять шкуру. Затем за дело принимались резчики мяса и напоследок индианки, которым предстояло собрать жир, перетопить его в огромных котлах и перелить в бурдюки из бычьих пузырей или кишок. Заодно женщины дубили кожи, стоя на коленях и выскребая их заостренными камнями. Животные бесились от запаха крови, и ни разу не обошлось без того, чтобы быки не выпотрошили нескольких коней или не подняли на рога какого-нибудь бедолагу. Вообразите огромные стада, вздымающие на бегу клубы пыли! Публика не спускала восхищенных глаз со скотоводов в белых шляпах, которые ловко сидели верхом на своих скакунах, над головами у них плясали лассо, а на поясах сверкали кинжалы; хрип поверженного скота сливался с восторженными криками и собачьим лаем; запах выступавшей на бычьих боках пены и пота скотоводов мешался с таинственным ароматом индианок, который навсегда лишал мужчин покоя.

Когда родео кончалось, в поселке на несколько дней воцарялось шумное веселье. Богачи и бедняки, индейцы и белые, молодежь и немногочисленные старики праздновали вместе. Еда и питье были в изобилии; пары танцевали, пока не падали от головокружения, под аккомпанемент выписанных из Мехико музыкантов; петушиные и собачьи бои сменялись схватками быков, медведей и людей. Иные за ночь проигрывали все, что заработали на родео. На третий день падре Мендоса служил мессу. Он хлыстом сгонял пьяниц в церковь и с мушкетом в руке заставлял соблазнителей жениться на обесчещенных девушках, чтобы спустя девять месяцев не возникало скандалов из-за детей неизвестных отцов.

После родео требовалось уничтожить дикие табуны, чтобы освободить пастбища для скота. Диего всегда сопровождал скотоводов, а Бернардо был с ними только раз и долго не мог опомниться от ужасного зрелища. Всадники окружали табун, пугали лошадей выстрелами и собачьим лаем и галопом гнали их к обрыву. Лошади сыпались с кручи сотнями, одни на других, сворачивая себе шеи или ломая ноги при падении. Те, кому повезло, погибали сразу, остальные агонизировали по нескольку дней в туче москитов и зловонии от разлагающегося мяса, привлекавшем медведей и стервятников.

Два раза в неделю Диего посещал миссию Сан-Габриэль, где падре Мендоса давал ему начатки образования. Бернардо неизменно сопровождал брата, и в конце концов падре Мендоса стал допускать его в класс, хотя считал, что знания индейцам не нужны и даже опасны. Образование могло подвигнуть их к бунту. Бернардо был не столь сообразителен, как Диего, но привык брать упорством и ночи напролет твердил уроки, рискуя сжечь себе ресницы в пламени свечи. Его сдержанный, спокойный нрав контрастировал с шумной веселостью Диего. Бернардо преданно следовал за другом во всех его сумасбродных проделках и со смирением принимал наказания. Окрепнув, он стал защищать молочного брата, которого считал особенным человеком, вроде героев сказаний Белой Совы.