Филипп Матышак - Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

Пусть на своей улице Офелла самый уважаемый и могущественный, но, будучи клиентом, он не принадлежит сам себе. Его судьба целиком и полностью зависит от участи его покровителя. Если противнику Цейония удастся пошатнуть позиции сенатора, то финал покровителя Офеллы наверняка будет незавидным. Адриан казнил почти дюжину сенаторов, которые его разочаровали, и Цейоний легко может стать следующим в этом списке. В таком случае, как один из клиентов Цейония, Офелла, несомненно, дорого заплатит – впрочем, необязательно собственной жизнью. Может случиться и так, что он наконец получит желанную командную должность, только это будет должность коменданта небольшого гарнизонного укрепления где-нибудь в Британии, где Адриан возводит новый Вал.

Или, если враги Цейония сочтут, что Офелле слишком опасно доверять командование солдатами, которые могут поднять мятеж, они могут намекнуть сенатору, что неплохо бы переехать из Рима куда-нибудь, где воздух лучше – например, в далекие Томы. Вряд ли опальному сенатору удастся удобно устроиться на побережье Черного моря, но переехать ему все-таки придется, если он, конечно, не любит Рим так сильно, что готов умереть в столице. Сенат безжалостен к тем, кто лишился благосклонности императора, и того, кто не понимает намеков и не уезжает из города, легко можно обвинить в государственной измене.

Поскольку неудачи Цейония грозят его клиентам такими серьезными последствиями, Офелла и остальные работают на своего покровителя с настоящей преданностью. Другого выбора у них нет: даже если станет ясно, что дела Цейония плохи, Офелле не удастся сбежать с тонущего корабля. Поэтому, как и положено, Офелла регулярно и публично благодарит патрона за все, что тот для него сделал. Не отплатив должным образом покровителю за все благодеяния, он будет виноват в самом страшном грехе – в неблагодарности.

Но если и лежит вина на тех, кто даже в сознании не воздает благодарности, то не безвинны и мы. Много мы встречаем неблагодарных, но еще более сами делаемся такими. В одном случае мы бываем сурово требовательны и притязательны, в другом – легкомысленны и очень скоро раскаиваемся в своем благодеянии, в третьем – бываем сварливы и жалуемся, когда упускают малейшую возможность нам уплатить. Таким образом, мы отравляем всякую благодарность не только после того, как оказали благодеяние, но и в тот самый момент, когда оказываем.

Прослыть неблагодарным для человека в положении Офеллы равносильно самоубийству. С таким никто не будет разговаривать, вести дела, никто не вызовется защищать его. Когда другие сенаторы будут интриговать, из него сделают козла отпущения. Разумеется, и жена сразу же разведется с ним, потребовав приданое, вернуть которое он уже не может, – очень похоже на проблему клиента его клиента, – и Офелла останется совсем один, без денег и без друзей. С тем же успехом можно собраться и уехать в Томы по собственному желанию – вот только денег не хватит уже даже на дорогу.

Наконец, Офелла видит перед собой владения Цейония. Едва он дойдет до огромных дубовых дверей, слуга бросится открывать их. Спутники Офеллы расходятся в разные стороны, готовясь незаметно вернуться в строй, как только хозяин освободится после встречи со своим покровителем. Приводить всю свою свиту в дом патрона считается дурным тоном.

В вестибюле раб помогает Офелле снять уличную обувь и плащ. Тем временем Офелла потихоньку расспрашивает раба, вовремя ли он прибыл и кто в очереди перед ним. Среди посетителей – как минимум один высокопоставленный магистрат; Офелла знает это наверняка, поскольку он видел у дверей отдыхающих ликторов. Эти служители сопровождают магистрата с фасциями – атрибутами власти высокопоставленного чиновника.

Разумеется, Цейоний не станет называть магистрата оскорбительным словом «cliens» («клиент»). Даже к Офелле не относятся так грубо. Каждого из них Цейоний назовет «amicus» (по-латински – «друг») и сделает вид, что его очень обрадовал их дружеский визит. Возможно, отношения между Цейонием и тем, кого он в настоящий момент принимает, начались как настоящая дружба. Потом магистрату потребовалась услуга, которую мог оказать только кто-то близкий к императору, и Цейоний помог ему. А затем, возможно, возникла небольшая проблема политического характера, но Цейоний и это дело уладил.

Если бы магистрат мог отплатить Цейонию, оказав ему услуги столь же ценные, их отношения могли бы называться дружбой. В этом суть «дружеских» отношений всех римских политиков: как говорится, «manus manum lavat» – рука руку моет. Но если отплатить за услугу нечем, ничего не поделаешь: из друга человек понемногу превращается в клиента влиятельного покровителя – и все это прекрасно видят. Не просто так появилась у римлян довольно злая шутка: «Ненавижу тебя за то, что ты так много для меня сделал!»

Офелла знает, как пройдет эта беседа. Ему предложат самые изысканные угощения. Цейоний вежливо осведомится о здоровье жены, о том, как растет ребенок. Затем под видом сенатских сплетен Офелла расскажет Цейонию все о своих делах и о коллегах-сенаторах. Он ненароком похвастается тем, как успешно справляется с порученным ему делом – подкупом двух военачальников, и пообещает продолжить поиски компромата на одного из противников Цейония. Его усилия пока не принесли плодов, и он принимает вежливый упрек в свой адрес.

Затем, не менее вежливо, без намека на принуждение, Цейоний предложит Офелле выполнить на неделе несколько поручений. «Не могли бы вы сделать это для меня, мой дорогой друг…», «Меня бы очень порадовало, если бы можно было как-нибудь убедить этого Марка». «…Мне никогда не нравился этот Квинт. Но нас бы опечалило, если бы кто-нибудь купил его дело и вышвырнул его на улицу, не правда ли?» И так далее… Офелла улыбается и кивает, стараясь запомнить все, что говорит ему патрон.