Ричард Роуэн - Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций

В отличие от австро-венгров сербы подготовились очень тщательно. На самых выгодных позициях разместились по крайней мере семеро агентов. На каждом из городских мостов старого города находилось по одному или два убийцы.

Первая попытка была предпринята по пути эрцгерцога в ратушу, но граната отскочила от откидного верха машины Фердинанда, упала на дорогу и взорвалась перед следующей машиной. Двое офицеров, находившиеся в машине, были ранены. После некоторой задержки королевская процессия проследовала в ратушу, где потерявшего самообладание эрцгерцога постарались успокоить и выслушать приветствие. Когда ему сообщили, что террорист схвачен, он невнятно пробормотал горькое пророчество о престарелой и гниющей монархии, которой суждено было пережить его только на 55 месяцев. «Повесить его как можно скорей, не то Вена устроит ему представление!» — сказал он.

Полицейские меры предосторожности явно не улучшились, и владелец автомобиля граф Харрах, который сидел рядом с водителем, обратился к генералу Потиореку:

— Разве ваше превосходительство не побеспокоились о военной охране для защиты его императорского высочества?

— Вы думаете, что Сараево кишит убийцами, граф Харрах? — произнес вошедшую в историю фразу Потиорек.

Франц Фердинанд и София отказались от дальнейшей программы и решили навестить раненых в госпитале. Граф Харрах занял защитную позицию на подножке автомобиля эрцгерцога с левой стороны, на что Франц Фердинанд отреагировал словами: «Не валяйте дурака».

В прежнем порядке, но на повышенной скорости четыре автомобиля направились вдоль набережной Аппель. Выезд на улицу Франца Иосифа блокировала неохраняемая толпа, и автомобили ошибочно повернули обратно на прежний маршрут. Потиорек, который сидел лицом к монаршей чете, отдал приказ шоферу, и их машина притормозила прямо у тротуара с правой стороны, где сербский студент Принцип — не самый многообещающий из убийц-патриотов Дмитриевича — шагнул вперед и произвел два выстрела с расстояния около полутора метров. Первая пуля ранила эрцгерцога в яремную вену, вторая попала Софии в живот.

Фердинанд остался сидеть прямо, его жена склонилась ему на грудь. Оба что-то невнятно сказали друг другу. Поначалу никто даже не понял, что они были сражены выстрелом убийцы. Обе жертвы скончались по пути в госпиталь, где им намеревались оказать помощь.

Весть о кровавом преступлении потрясла всю Европу — кроме Австрии и Сербии. Сербская пресса с трудом скрывала ликование, а сербская публика даже не пыталась этого сделать. Что касается сербского правительства, то оно, измученное после двух Балканских войн, имело все стимулы для спокойствия и шанс, чтобы закрепить свои выигрыши. Тем не менее оно не предпринимало попыток и не предлагало расследовать соучастие своих подданных в преступлении, почти не пытаясь скрыть участие многих официальных лиц в заговоре «Народной обороны».

Расследование австрийской полиции свелось к формальной проверке очевидных фактов. После двухнедельного разбирательства Визнер, который был послан вести дело, написал в отчете, что в то время, как общественность и официальные лица Сербии были вовлечены в заговор, «не имеется никаких доказательств соучастия сербского правительства… Напротив, есть все основания считать это совершенно исключенным».

Каким бы ни было безразличие Венского двора, преступление и двойное убийство вызвало страшное негодование толпы. По всей Габсбургской империи устраивались гневные демонстрации против Сербии, а также совершались нападения на сербских представителей и учреждения. Британский главный консул в Будапеште обрисовал ситуацию в Венгрии как «волну слепой ненависти к Сербии и всему сербскому… прокатившуюся по всей стране».

Так Франц Фердинанд и женщина, которую он любил и на которой женился вопреки этикету и императору, умерли в объятиях друг друга, став жертвами людей, стремлениям которых эрцгерцог сочувствовал. Два напрасных и бесполезных убийства были первыми из предстоящих четырех лет принесения подобных жертв.

Магнаты австро-венгерского генерального штаба и министерства иностранных дел теперь дождались панславянской провокации. В одном из потайных мест Бальплатца хранился документ трехлетней давности — печально известный ультиматум против Сербии, который следовало предъявить, когда наступит подходящий момент. И вот этот момент, наконец, представился.

Убийство наследника престола вызвало так мало общественной печали и так много личного ликования, как если бы сами австрийские власти, а не сербская разведка, совершили преступление. Все случилось в конце июня, когда в Европе традиционно происходили решающие битвы — Ватерлоо (18 июня 1815 года — последнее крупное сражение Наполеона I, закончившееся поражением императора), Сольферино (24 июня 1859 года — решающая победа франко-сардинской армии над Наполеоном III), Кустоза (24 июня 1866 года — победа австрийской армии над итальянской), Садова (3 июля 1866 года — самое крупное сражение Австро-прусской войны, кардинально повлиявшее на ее течение), Седан (1 сентября 1870 года — генеральное сражение Франко-прусской войны, закончившееся полным разгромом Наполеона III). Это позволило центральным силам подготовиться в течение месяца. Если Берлин согласился бы повторить тактику запугивания 1909 года против России, ультиматум мог быть снят с полки и предъявлен.

Недовольство великосербами было столь сильно, что несколько второстепенных поправок в фразах ультиматума приспособили бы его к нынешним обстоятельствам. 7 июля граф фон Хойос, глава кабинета министерства иностранных дел, вернулся на Бальплатц с сообщением, что решительное, провокационное поощрение превзошло самые мрачные надежды военной партии в Вене. Все, что они испытывали против маленького славянского соседа, но не осмеливались выразить, теперь будет разрешено провозгласить с воинственным ревом.

Австрийский начальник генштаба генерал Конрад фон Хетцендорф окунул свое перо в чернила и начертал ликующие и пророческие слова: «Германия будет на нашей стороне при любых условиях, даже если наше наступление против Сербии развяжет великую войну. Германия советует нам привести дело в движение».

— Мы не предъявим ультиматум до сбора урожая и завершения расследования в Сараево, — заявил граф Берхтольд, министр иностранных дел.

— Лучше сегодня, чем завтра, пока у нас не изменится ситуация. Как только наши противники узнают об этом, они будут готовы, — ответил Конрад.

— Будут приняты необходимые меры, чтобы этот секрет охранялся очень тщательно и чтобы никто о нем ничего не знал, — заверил его граф Берхтольд.